Вся чернильная рать... - [39]

.

Высказывания Хинли о Союзе писателей СССР пронизаны нескрываемой ненавистью и раздражением. Он пишет, что после «внезапной и неожиданной ликвидации РАППа в 1932 году[182] (фраза списана из книги М. Истмана «Художники в мундире», вот только про «топор Ассаргадона» опущено. — А. Б.) в Советском Союзе был создан единый Союз писателей, по глубокому убеждению Хинли, якобы «…в высшей степени бюрократическая… почти военизированная организация» (!)[183]. Из его рассуждений западный читатель может, пожалуй, сделать вывод, что членов Союза писателей чуть ли не заставляют «брить бороды» и носить только «строгие черные костюмы с галстуком»![184]

Хинли запугивает существующими только в его распаленном воображении «ужасами» неких «предписаний» социалистического реализма, которые якобы обрекают всех советских писателей на «безликий, плоский, однородный стиль»[185].

Советолог утверждает, что, исходя из «требований» метода социалистического реализма, советских писателей «обязывали» писать якобы только о политике. Тех же литераторов, которые считали, что политика необязательно должна присутствовать в произведении, «власти» безжалостно, дескать, «подавляли».

Возникает закономерный вопрос: как же быть тогда с большим отрядом советских литераторов, которые писали и пишут, например, о природе, о детях, о животном мире, наконец, о родной земле? Куда отнести, скажем, таких известных советских писателей, как А. Грин, М. Пришвин, С. Маршак, К. Чуковский? Оказывается, Хинли предусмотрел подобные вопросы: Грин, конечно же, «эскапист», Пришвин — тоже «форма литературного эскапизма», детская литература в целом — «еще одно прибежище, в котором укрывались писатели от политического нажима…»[186].

Похоже, Хинли всех известных советских писателей готов причислить к «эскапистам». Даже писателей, в чьем творчестве находят отражение преимущественно проблемы развития советского села, Хинли тоже зачисляет по разряду… эскапистов! Он так и пишет: «Политически нейтральной областью стала… так называемая деревенская проза…»[187].

Вот уж действительно весьма своеобразное понимание и применение термина «эскапизм» демонстрирует в своей книге Хинли. Ведь широко известно, что так называемая деревенская проза в советской литературе отличается злободневностью проблем, неразрывной связью с жизнью общества, а следовательно, с политикой. Пустота и бессмысленность досужих разговоров об «аполитичности» литературы и искусства давно уже очевидны широким массам художников. Все дело в том, с какой политикой связано их творчество. Если политика исходит из интересов народа, преследует благо народа, направлена на укрепление мира и взаимопонимания — тогда она может оказывать лишь благотворное влияние на творчество художников, тогда она может оказывать большое вдохновляющее воздействие на художественное воображение писателя или деятеля искусства.

Странны и необъяснимы толкования, даваемые Р. Хинли понятиям партийности и народности. Народность, утверждает Хинли, требует якобы от советского писателя «политического и национального шовинизма». Иностранцы, мол, в произведениях советских писателей должны изображаться негодяями и подлецами, а советский человек непременно должен быть здоровым, сильным, уверенным в себе и положительным.

Партийность же, по Хинли, требует от писателя изображать в произведениях не ту жизнь, которую он видит вокруг себя, а некую «высшую правду». Отсюда, мол, социалистический реализм требует от писателя не жизненной правды в литературе, не исторической конкретности, а «ложного, исторически неверного изображения действительности». И потому, дескать, в советской литературе существует «принудительный оптимизм»[188].

Стоп! Да ведь это тоже почти дословно списано Рональдом Хинли из книги американского советолога М. Клименко «Мир молодого Шолохова», вышедшей в США в 1972 году. Это М. Клименко утверждал, что социалистический реалист обязан-де «воспринимать реальность не такой, какой она предстает перед нами в действительности, но какой она должна стать в перспективе»[189], какой она должна стать, по мысли теоретиков партии, в будущем…

Ничего не скажешь: школа антикоммунизма эффективно внедрила в среду советологов безликий, однородный и плоский, униформированный стиль мышления вне зависимости от их подданства и от места проживания — на Гавайских островах, как Клименко, или в Англии, как Хинли.

Упражняясь в домыслах о неких «строгих регламентациях» социалистического реализма, с упорством, достойным лучшего применения, настаивая на давно отошедшей в прошлое догматической и вульгаризаторской трактовке эстетики социалистического реализма, Хинли вместе с тем лукаво замечает, что эти регламентации кое-кому в советской литературе удавалось обходить. Вот, например, М. Горький после революции писал «главным образом на дореволюционные темы», что позволяло ему, так сказать, сохранять «иммунитет» от строгих предписаний социалистического реализма.

Да и Шолохов, злорадно пишет Хинли, сохранил в своем творчестве собственную индивидуальность писателя гораздо в большей степени, чем это дозволялось «нормами социалистического реализма». Более того, Хинли утверждает, что «в сущности, он (то есть Шолохов. —