Вся беда от стыда - [9]

Шрифт
Интервал

ты знаешь кто... сделал мне предложение — я отказала... откажи и ты. Вооружись хоть ты за меня; я уж не могу. Мухоморов мой жених, я обручена с ним, слово твое дано, я за него иду.

Виталина. Теперь ясно, как день: ты будешь с ним несчастлива; ты не можешь, не должна за него идти. Ни он, ни семейство его не по тебе!.. Попробуем над ним силою убеждений, денег, равнодушия твоего к жениху... Все это, вместе с благодарностию ко мне, не поколеблет ли отца и сына? А если для счастья твоего нужно более... никогда я этого не делала, Бог свидетель!.. если нужно отступиться, решусь и на это. Разве лучше моими руками навязать тебе камень на шею и бросить в пучину?

Гориславская. Хоть бы и так, но... если он узнает, что я дочь... жида?

Виталина. Как это узнать ему? Ты крещена в дальнем городе; когда ты вступила ко мне в дом, из слуг, тогда со мною бывших при мне, никого нет теперь в живых; все это было делано мужем и мною так секретно... Один Парфеныч знает тайну твоего рождения. Ты слывешь дочерью канцелярского чиновника.

Гориславская. Но тайна известна старику Мухоморову; разве он, владея ею, не может из мщения передать ее другим и бросить меня на поругание света и, пуще всего, на позор перед ним?.. Опыт он уже сделал... Ну, если мой отец, в самом деле, приехал в Москву?..

Виталина. Негодяй хотел только посердить тебя, а, может, и попугать за равнодушие к сыну.

Гориславская. Но решиться мне обманывать, не одну минуту, не один день... обманывать всю жизнь того, кто доверчиво, с слепою любовию соединил со мной судьбу свою? О! тяжело!.. Я изною от этой мысли...

Виталина. Так лучше испытаем силу его любви к тебе! Он знает, что ты дочь мелкого канцелярского служителя, и это не пугает его. Любовь его выше всех предрассудков, говорил мне отец, когда просил у меня руки твоей... Что ж?.. спустим тебя одною ступенью ниже, откроемся ему...

Гориславская. Чтоб он узнал, что я дочь жида?.. Нет, никогда не соглашусь на этот опыт! Лучше расстаться с моим счастьем, лучше умереть.

Виталина. Так предоставь мне действовать самой.

Гориславская. Делай со мною, что хочешь... воля твоя будет моей судьбою... только побереги меня.

Виталина. Будет по-твоему, гордое и дорогое дитя мое! Теперь поди к себе отдыхать, да вели позвать сюда обоих Мухоморовых.

Гориславская(которая было отошла несколько шагов, возвращается). Они сами идут. (Удаляется.)

Виталина(увидев Мухоморовых). Как я стала обоих ненавидеть!


Явление XI

Виталина, Мухоморов и Павел Флегонтыч.


Виталина. Мне нужно с вами говорить о важном для нас деле.

Павел Флегонтыч. Мы за этим же пришли.

Мухоморов. Скажи-ка лучше, Павел Флегонтыч, для повершения этого дела ты приехал из Питера. Дорожка нелегкая и поубыточился немало.

Виталина. Увидите, что стоило бы прокатиться и далее, хоть для настоящего разговора. Поместитесь-ка подле меня, Флегонт Парфеныч (указывает ему на скамейку), а вы, молодой человек, возьмите стул и присядьте поближе. Ты помнишь, старик, что случилось года четыре тому назад, когда я лежала на смертном одре.

Мухоморов. Как не помнить! Ангельская душа чуть-чуть не улетела на небо. Денно и ночно не отходили мы с женой от вашей спальни.

Виталина. Грешно мне забыть, как ты и жена твоя ухаживали за мною в это время. Бедная Наташа проплакала только глаза: хоть и дитя, она понимала, однако ж, что со мною теряет все в мире и остается круглою, несчастною сиротой. Не страшно было мне умереть, но страшно было оставить ее без состояния, без покровительства. Думать долго не было времени; вы оба знаете хорошо остальное.

Мухоморов. По совести исполнил я вашу волю.

Павел Флегонтыч. Желание ваше было для нас законом.

Виталина. Мы расположили судьбою ребенка...

Мухоморов. Однако ж, ей было пятнадцать годиков.

Виталина. Девочка в пятнадцать лет разве не дитя?.. Да, без ее ведома, без ее согласия, мы сделали крепость на ее руку и сердце, на всю будущность.

Павел Флегонтыч. Когда я приезжал прошедшего года в Москву, Наталье Ивановне было уже восемнадцать лет — вы не переменяли своего слова. Если б рассудок и сердце ее противились ему, вы бы, конечно, лучше нас знали это и нам объявили.

Виталина. Я молчала, потому что не имела ничего нового вам объявить.

Павел Флегонтыч. По крайней мере, молчание ваше укрепило меня в моих надеждах, в уверенности получить руку той, которую я уж три года называл своей невестой. Каждый год возрастала моя привязанность, и вы ее сами питали. С вашей стороны положено было только одно препятствие — мой чин; вы сами назначили срок нашей свадьбы, когда я получу коллежского асессора: он давал мне право укрепить за будущей моей женой имение, которое вы сами ей назначили!.. Я этого приданого не просил, я и теперь его не требую.

Мухоморов. Однако ж, все-таки не лишнее, Павлуша, ведь обещано... да и не радостно будет Наталье Ивановне от рябчиков жить на сухоядении. Видит Бог, мы поступили без хитрости, без корысти. Софья Андреевна сама изволит знать, что должна мне была сто тысяч по двум актам, явленным в гражданской, и я не покорыстовался ими.

Виталина. Вы можете получить и теперь один, в пятьдесят тысяч: он цел; разница в нем только та, что на него наросли проценты. Примите его в благодарность за все, что вы для меня сделали и


Еще от автора Иван Иванович Лажечников
Новобранец 1812 года

События «громового 1812 года» послужили переломным моментом в жизни и творчестве Лажечникова. Много позже в автобиографическом очерке «Новобранец 1812 года» (1858) Лажечников расскажет о том, какой взрыв патриотических чувств вызвало в нем известие о вступлении французов в Москву: оно заставило его бежать из дома, поступить вопреки воле родителей в армию и проделать вместе с ней победоносный путь от Москвы до Парижа.И.И.Лажечников. «Басурман. Колдун на Сухаревой башне. Очерки-воспоминания», Издательство «Советская Россия», Москва, 1989    Художник Ж.В.Варенцова  Примечания Н.Г.Ильинская Впервые напечатано: Лажечников И.И.


Басурман

И.И. Лажечников (1792–1869) – один из лучших наших исторических романистов. А.С. Пушкин так сказал о романе «Ледяной дом»: «…поэзия останется всегда поэзией, и многие страницы вашего романа будут жить, доколе не забудется русский язык». Обаяние Лажечникова – в его личном переживании истории и в удивительной точности, с которой писатель воссоздает атмосферу исследуемых эпох. Увлекательность повествования принесла ему славу «отечественного Вальтера Скотта» у современников.


Последний Новик

В историческом романе известного русского писателя И.И. Лажечникова «Последний Новик» рассказывается об одном из периодов Северной войны между Россией и Швецией – прибалтийской кампании 1701–1703 гг.


Ледяной дом

И.И. Лажечников (1792–1869) – один из лучших наших исторических романистов. А.С. Пушкин так сказал о романе «Ледяной дом»: «…поэзия останется всегда поэзией, и многие страницы вашего романа будут жить, доколе не забудется русский язык». Обаяние Лажечникова – в его личном переживании истории и в удивительной точности, с которой писатель воссоздает атмосферу исследуемых эпох. Увлекательность повествования принесла ему славу «отечественного Вальтера Скотта» у современников.


Опричник

Опричник. Трагедия в пяти действиях. (1845)(Лажечников И. И. Собрание сочинений. В 6 томах. Том 6. М.: Можайск — Терра, 1994. Текст печатается по изданию: Лажечников И. И. Полное собрание сочинений. С.-Петербург — Москва, товарищество М. О. Вольф, 1913)


Походные записки русского офицера

Иван Иванович Лажечников (1792–1869) широко известен как исторический романист. Однако он мало известен, как военный мемуарист. А ведь литературную славу ему принесло первое крупное произведение «Походные записки русского офицера 1812, 1813, 1814 и 1815 годов», которые отличаются высоким патриотическим пафосом и взглядом на Отечественную войну как на общенародное дело, а не как на «историю генералов 1812 года».Сожженная и опустевшая Москва, разрушенный Кремль, преследование русскими отступающей неприятельской армии, голодавшие и замерзавшие французы, ночные бивуаки, офицерские разговоры, картины заграничной жизни живо и ярко предстают со страниц «Походных записок».