Вступление в должность - [88]

Передавая друг другу топор, они все же кое-как накололи дров, снесли их в палатку.

Теперь можно было взяться за поручения. Любушка сбегала в свою палатку, вернулась к Даниловым с тетрадью. Сперва записала детей: Иван Семенович Данилов — 7,5 лет, Семен Семенович — 6 лет и четыре месяца, Андрей Семенович — 4 года, Александр Семенович — 2 года, Николай Семенович — 6 месяцев. Мария заметно повеселела после уколов новокаина, быстро, как заученный стишок, перечисляла заказы на будущий месяц: тушенки — один ящик, сгущенного кофе и сгущенного молока — по одному ящику, сухарей — два ящика, соли — четыре пачки, заварки — двадцать пачек… Промтовары — кофту из гаруса, одно полотенце, одно ведро, две кружки, три миски…

— Соски запиши. И бисер, — вспомнила Мария.

— Соски можете не писать, — сказал доктор, листавший «Огонек». — Сосок во всем районе нет.

— Куда же они делись? — удивилась Любушка.

— Изжевали грудники, — усмехнулся Юрий Петрович.

— Как же быть?

— Ждать, пока завезут из облцентра.

— Нет, я все-таки запишу, — решила Любушка.

— И бисер запиши, может, будет, — сказала ей Мария.

— И бисера тоже нет? — спросила ее Любушка.

— Давно нет. Надо Косте торбаса расшить, в техникум послать. Торбаса уже пошила, только бисер надо.

— Посылайте без бисера, а то у него нога вырастет, — посоветовал доктор. — В его возрасте нога за год на сантиметр увеличивается.

— Надо посылать, — подумав, решила Мария, — Но ты запиши, может, будет.

С подпиской на газеты и журналы тоже справились быстро. Загибая на руках пальцы, Мария говорила:

— «Известия», «Правда», областная газета, районка, «Работница», «Крестьянка», газета «Сельская жизнь», «Огонек», «Веселый картинка»… — Она посмотрела на загнутые пальцы и сказала: — Конец. Девять штук, как в том году. — Подумала и спросила Любушку: — Может, новый журнал заказать? Ровно десять штук будет. Какой хороший журнал есть?

— Какой хороший? — задумалась Любушка. — Даже не знаю. Журналов много… У вас сколько классов?

— Шесть, — сказала Мария.

— А у Данилова? — спросила Любушка и почувствовала, как неприятно ей произносить это слово — Данилов.

— Четыре.

— Выписывайте «Крокодил», — снова посоветовал доктор. — В нем картинки смешные.

— Правильно, — согласилась Любушка. — Писать «Крокодил»?

— Пиши, пиши!

Мария держалась с Любушкой приветливо. Налущив горку стланиковых орешков, она бросила несколько горстей детям на одеяло, остальные пододвинула на газете Любушке. Налила в чашки чаю — себе, доктору и Любушке. Но для Любушки она была прежде всего женой Данилова, которая видела и слышала, как он оскорблял ее последними словами, и не вмешалась, не остановила его, а спокойно стояла у палатки и смотрела. Теперь она спокойно угощает ее — будто ничего не случилось.

— Ну, проспался ваш муж? — строго спросила ее Любушка, давая понять, что она не забыла вчерашнего.

— Плохо спал, болел сильно ночью. Голова болела и живот, — объяснила она Любушке, явно сочувствуя мужу.

— Пить меньше надо, — нахмурилась Любушка.

— Меньше надо, — согласилась Мария. — Вчера много пил, все вино выпил, совсем немножко осталось. После вина он всегда болеет.

— Да еще и вас, наверно, бьет?

— Зачем меня бить? — удивилась Мария. — Он меня никогда не бьет.

Любушка поняла, что Мария не придавала случившемуся ровно никакого значения. Ее заботило лишь то, что после вина у мужа болели голова и живот. Любушка оставила Марию и доктора допивать чай, пошла к Васиным.

Собаки Васина встретили ее громким лаем. Здешние собаки вели себя довольно интересно. Скажем, собаки Васина строго придерживались своей территории, расхаживали и лежали у палатки Васина, собаки Данилова — у своей, и так далее. Выходишь из палатки Оли — Олины собаки молчат, подходишь к палатке Данилова — даниловские поднимают лай. Выходишь от Данилова — его собаки без внимания, направляешься к Оле — Олины принимаются драть глотки. Если же просто идешь вдоль палаток, собаки лают по очереди — в зависимости от того, по чьей территории проходишь. Только приближение общей опасности — волка, медведя, росомахи — пробуждает в них чувство коллективизма. Почуя вдалеке зверя, который, возможно, и не помышляет соваться к палаткам, они способны поднять столь дружное гавканье, что станет тошно и водку, и людям. В обычное же время собаки лают, придерживаясь порядка: даниловские — на Олю, Олины — на Данилова и так далее, руководствуясь принципом «свой — чужой». Правда, делают они это без особого энтузиазма и без всякой злости — что-то вроде голосовой разминки. И никогда не лают на детей, считая их почему-то всегда «своими».

В палатке у Васиных было пусто: сам он погнал с Даниловым стадо, Паша торчит возле трактора, не оставляет ни на минуту Володьку, а мать ее неизвестно где. Оставив Васиных «на потом», Любушка пошла в следующую палатку — к Оле, теперь уже к себе домой, встречаемая громким лаем Олиных, теперь уже и ее, собак.

Николая дома не было.

— Пошел стрелять барана, — сказала Оля. Она обшивала разноцветными тесемками шапочку и одновременно кормила грудью маленького.

Любушка переписала Олиных детей и все, что та заказала из продуктов и промтоваров, не забыв упомянуть соски и бисер. Перечисляя газеты и журналы, Оля, как и Мария, загибала пальцы на руках. Но у нее получилось двенадцать названий.