Встревоженный зной джунглей - [60]

Глава 24

Самоубийство Эда Норджа, казалось бы, не должно было сильно взволновать меня. В последнее время я видела много смертей, и большинство из них были ужасны. К тому же я не могла сказать, что была слишком дружна с обуреваемым идиотскими принципами оператором. По стечению обстоятельств мы оказались вместе и проделали небольшое путешествие, и теперь, когда его не стало, меня преследовало чувство потери, которое не имело ничего общего с самим Норджем как личностью. Когда я ложилась спать, он был жив, когда проснулась — мертв. Промежуток времени был настолько ничтожным, что сознание не воспринимало происшедшего. Норджу же этого времени хватило, чтобы подвести итог всей своей жизни.

Уснуть больше не удалось, бороться одной с одиночеством было не под силу. Мне требовалось вновь обрести убежище в объятиях Керка, даже если бы пришлось умолять его об этом. Гордость теперь ничего не значила. Я прокралась наверх по темному дому и поскреблась в его дверь.

Керк отворил дверь в ту же секунду, как будто знал, что я приду. Мы стояли на пороге, молча глядя друг на друга. Не говоря ни слова, он шагнул вперед и обнял меня. Мне не пришлось просить его об этом. Его тело, прижавшееся к моему, вопрошало, и я позволила моей плоти ответить. Он понес меня на бесконечное расстояние, до кровати, и ощущение покоя и безопасности, охватившее меня впервые в нашем лесном храме, вернулось ко мне опять, окутав меня блаженным покровом, разогнав мои страхи.

Спустя долгое время, вероятно, часы, Керк произнес мое имя.

— Все хорошо, дорогой, — сказала я. — Тебе не нужно что-то говорить. Я пойму. Мне достаточно просто быть с тобой.

— Я хочу сказать тебе это. Я люблю тебя.

— Тебе не нужно было говорить об этом. Я рада, что ты сказал, но в этом не было необходимости.

— Я не мог удержаться. Мне хотелось сделать это со вчерашней ночи.

— Почему же ты этого не сделал? На тропе сегодня ты почти не говорил со мной.

Он колебался.

— Знаешь, мне было стыдно. У меня было такое ощущение, что я воспользовался своим преимуществом. Это было невыносимо. К тому же ты ни разу не сказала мне, даже не намекнула, что любишь меня. Откуда я мог знать, что ты испытываешь на самом деле? Я панически боялся, что тобою руководит чувство благодарности и не более. Иногда мне казалось, что ты просто боишься и ищешь во мне только заступника, спасителя… Но ведь я хотел совсем другого! Потом…

Потом было счастье, но я боялся обмануться. И наутро я вынес себе приговор: пусть все будет, как будет! Если она захочет все забыть, то придется забыть и мне.

— «Пусть все будет, как будет…» — расхохоталась я и крепко обняла его. — О, Уин, мы такие глупцы! А я думала, если ты молчишь, то происшедшее для тебя ничего не значило.

Да, мы были глупцами, двое взрослых людей, ожидавших, что первым должен заговорить другой. Ожидая этого, мы чуть было не потеряли навсегда то, что столь щедро подарила нам судьба.

— Я действительно небезразличен тебе? — смущенно переспросил Керк, словно боясь поверить в свое счастье.

— Ты совсем небезразличен мне, глупый. Я люблю тебя. Я с ума схожу по тебе. Наверное, это возникло с того мгновения, как мы встретились впервые. О, я боролась с этим изо всех сил, клянусь, но ничего не могла с собой поделать.

— Не только ты боролась, — признался он. — Со мной происходило то же самое. Ты же, конечно, догадывалась об этом по моему поведению.

— По твоему поведению я могла только подозревать, что ты презираешь меня. И почти ненавидишь! Но я ни в чем тебя не виню. Как я была отвратительна!

— Ты была прекрасна, хорошая моя!

— Я была ужасно жестока к тебе, Уин. Я не хотела быть такой и потом ужасно стыдилась себя. Ты сможешь меня простить когда-нибудь?

— Мне нечего прощать, — ответил он.

Разумеется, ему было, что прощать мне, и он знал это так же хорошо, как и я, но в том-то и заключается чудо любви: она не только стирает из памяти старые обиды, но и вообще отрицает их существование. У любви нет горьких воспоминаний и тайных счетов. Керк и я могли начать все заново, как заново рожденные. Это было возвышающее знание и, овладев им наконец, теперь я могла ощутить нежную жалость к тем, чьи глаза еще не открылись ему.

Прошлое было забыто, настоящее определено, и я как женщина начала планировать будущее. Я приподнялась на локте, чтобы видеть его лицо.

— Уин, я подумала о том, куда мы уедем отсюда?

— Твои друзья сказали мне, что вы уезжаете завтра утром.

В его голосе я услышала нотку примирения с этим фактом, и улыбка угасла на моих губах.

— Но ты, ты-то не думаешь, что я уеду с ними. Не сейчас. Уин, я остаюсь здесь.

Он молчал, глядя на меня снизу.

— Я остаюсь здесь, — твердо повторила я. — С тобой. — Затем, не дождавшись ответа, попыталась превратить все в шутку. — Или ты уже устал от меня?

Он страстно поцеловал меня, чтобы доказать, что мои последние слова не соответствуют действительности.

— Скорее я устану дышать.

— В таком случае, скажи, что никогда не отпустишь меня отсюда, — сказала я, устраиваясь поудобней.

— Я не могу тебе сказать такого, Роксана, — медленно проговорил он. — Потому что сейчас нельзя быть нечестным. И я хорошо знаю, что должен делать — отпустить тебя.