Встревоженные тугаи - [24]

И сразу почувствовал, как Божена отдалилась, хотя ее щека продолжала прижиматься к бинтам, а льняные волосы мягко лежали на его лице, вызывая блаженное состояние души.

– Трудно мне, Велен. Трудно, – со вздохом сказала она. – Мне Иван Георгиевич…

И замолчала. Испугалась того, что, назвав имя Кондрашова, обидела Ярмышева.

– Говори, Божена. Не скрытничай.

Божена молчала. Она сама никак не могла разобраться, что с ней происходит: она скучает по Велену, думает о нем, а когда с ним, вспоминает Кондрашова. Она боится этого, не хочет думать о нем, но думает. Сейчас она особенно остро почувствовала, что Кондрашов ей тоже не безразличен. Ей, однако, не хотелось, чтобы Велен, которого, как ей казалось, она любила по-прежнему страстно, даже почувствовал это. Расстроить его сейчас, когда он лежит больной, беспомощный, Божена не могла. Но и молчать было нельзя. Решилась она в конце концов немного открыться:

– Иван Георгиевич советует мне за диссертацию взяться. Помочь обещает.

Это признание сразу же вернуло память Ярмышева в недавнее прошлое, он словно вновь увидел ее, возбужденную, счастливую. Вбежала она в кабинет Кондрашова, не заметив даже его, Ярмышева. Память возвратила и ту сцену, которую увидел он, неожиданно войдя в кабинет главного инженера: их склоненные головы почти соприкасались. Каким виноватым взглядом встретила она его тогда. Ярмышев потому и спросил так настойчиво:

– А только ли в диссертации дело?

– Велен, милый! Не нужно. Кондрашов даже машину сам предложил, чтобы я к тебе приехала.

«В заботливого начальника играет?!» – с досадой думал Ярмышев, слушая оправдания Божены.

Предположения Ярмышева были вовсе не безосновательны. Кондрашов действительно играл. Начал он свою игру уже через несколько дней после приезда в партию. Божена сразу же понравилась ему, а когда узнал ее ближе, понял, что несмотря на молодость, она имела свои суждения по многим спорным вопросам геологии, смело предложила расширить район поиска, доказав это теоретически, Кондрашов почувствовал к ней еще большее влечение.

«Она – с головой, – думал он. – Любую поддержку и помощь примет, чтобы шагнуть в мир ученых. А дверь туда открывается трудно. Пружин на ней с избытком. Одна не сможет. Не в силах ей по молодости учесть всех нюансов».

Помешать ему в задуманном может только одно – свадьба с Ярмышевым, на которой будут и пограничники, и совхозные работники, и геологи. Пригласят и его, Кондрашова. А он не желал быть гостем чужого счастья.

До самых мелочей обдумал Кондрашов свое поведение. Перво-наперво он решил зажечь Божену идеей защиты диссертации и, отдалив ее духовно от Ярмышева, предложить ей свою помощь, что, само собой, сблизит их. Она уедет защищать диссертацию, он последует за ней. Она привыкнет к нему, поймет, что без него не сможет обходиться, а возможно, и полюбит.

Все шло именно так, как и предполагал Кондрашов. То, что он давал свободное время Божене, когда приезжал старший лейтенант, то, что ни разу не сказал о Велене дурного слова – все это возвышало главного инженера в глазах юной девушки, еще не искушенной в жизни, не познавшей сути долготерпеливых интриг. А когда он, сообщив о ранении Ярмышева, предложил ей свою машину для поездки на заставу, она готова была расцеловать благодетеля. И, быть может, машина эта тоже сейчас имела отношение к тому, что Божена не сказала «да».

В комнату вошла Тамара Васильевна и, увидев у кровати Ярмышева девушку, поняла, что Божена почувствовала себя неловко, но мысленно оправдалась: «Я же не знала о гостье».

Миг растерянности, и Тамара Васильевна с мягкой улыбкой подошла к девушке, которая оторвала щеку от бинтов и поднялась со стула.

– Вы – Божена? Слышала о вас от Велена Никифоровича. Слышала. Рада познакомиться! Вы уж извините, что я по-домашнему. Думала Велена Никифоровича разбудить и покормить. Кто же о нем позаботится сейчас?

«Красивая», – отметила про себя Божена. Ей понравились и мягкая улыбка, и строгая прическа, и белое лицо с первыми морщинками.

– Вот и отлично, что вы приехали. Вдвоем мы его быстро поставим на ноги, – продолжала Тамара Васильевна. – Женский уход…

– Но ему нужно квалифицированное лечение.

– Ничего. Справимся. В совхозе неплохие врачи. Пойдемте, Божена, поможете мне завтрак принести.

Божена пожала плечами: «Самодеятельность. Убеждают себя, что могут лечить. Начитались статей под рубрикой “Советы врача”. Вред один от тех советов».

Тамара Васильевна почувствовала недовольство Божены, но сделала вид, словно ничего не заметила.

– У меня все готово. Покормим Велена, и сами позавтракаем. Вы, видимо, тоже не прочь перекусить?

Божена молча встала и пошла вслед за Тамарой Васильевной. И только на кухне сказала:

– Знаете, Тамара Васильевна, мне все же думается, что рана в голову – не пустяк. Нужно серьезное лечение.

– Не знаете вы, милая, наших мужчин. Не бросит Велен Никифорович заставы сейчас. Знает, что если уедет, то на месяц. Разве такое позволительно, когда вон что на границе творится? И мой Игорь, случись с ним такое, тоже не уехал бы. А так, полежит денька два, и пойдет полегоньку. Через недельку, смотришь, совсем в строю. О заставе у них думки в первую очередь. Иначе – немыслимо. Служба у них – ни сна, ни покоя. Как на фронте. А лечить? Мы врачами волей-неволей становимся. Врачи-самоучки. И знаете еще – ласка женская. Она ведь – тоже лекарство.