Встретимся в раю - [4]

– И тут вступаю я? – делаю я вывод. – В качестве детективного консультанта, или как там это называется.

– Десять дней с самым крупным детективистом страны, за три с половиной тысячи крон в день, – добавляет Ульф и поднимает бокал в немом тосте.

– Уж лучше так, чем отливать свечи на охраняемом предприятии на болоте Аугленд по направлению НАВ, – отвечаю я.

– В любом случае, пройдет несколько недель, прежде чем тебе нужно будет идти на нейропсихологическую комиссию, так что это настолько безопасно и спокойно, насколько только может быть. Ездить повсюду с самой Миллой Линд, это тебе не рецепт, который я могу выписать всем своим пациентам.

– Спасибо, – отвечаю я сухо и опустошаю бокал. – Мне нужны деньги.

– Черт возьми, мы это сделаем, – запевает Ульф и обращается к Дорис. – Кстати, думаю, Йертруд предпримет последнюю попытку убить Августа Мугабе в заключительной книге. И серия закончится ее победой. А что? Разве это не было бы отличным финалом?

– Без сомнений. – Дорис достает новую сигарету. – На меньшее я не согласна.

Ульф демонстративно откидывается на стуле с миской супа в руках и допивает остатки.

– Ты встречаешься с ними завтра в час в «Бристоле», – продолжает он, наконец допив суп. Он достает пачку никотиновой жвачки из кармана брюк, выдавливает штуки две или три и кладет в рот. – Самолет в Осло вылетает в полдевятого, так что будь молодцом, поставь будильник. Я в любом случае позвоню, чтобы убедиться, что ты готов. Кроме того, мы можем пройтись по твоему списку лекарств, если хочешь.

– Ты знаешь, чего я хочу, – холодно отвечаю я и отставляю бокал.

– То время прошло, – отвечает Ульф, прочищая рот языком и постукивая пальцами по подлокотнику. – Для нас обоих.

Затем он встает и начинает убирать со стола.

– Об этом ты позаботился в Трумсё. Но если ты к этому не готов, я уважаю твое мнение. Как-никак меньше полугода назад ты горел в огне, и мы вполне можем…

– Нет, я хочу, – отвечаю я. – Я просто подумал, что неплохо было бы иметь что-то в запасе, может хотя бы пачку «Оксинорма» или…

– Забудь. «Нейронтин», «Риспердал» и «Ципралекс» от страха. Никакого «Собрила», никаких окси. Мы договорились.

– «Ципралекс» только для котят.

Ульф делает гримасу и выплевывает жвачку в раковину, сразу же достает две новые.

– Твою мать, а как ты думаешь, для кого вот это? – Он показывает мне ладонь, на которой лежит жвачка. – Мы оба решились пожертвовать чем-то ради нашего здоровья. Я справляюсь, значит и ты справишься.

– А если я не смогу уснуть?

– Выпьешь чашку ромашки и напишешь об этом стихотворение.

– А это не опасно, Ульф, посылать его туда с одним только «Ципралексом»? – Дорис кладет тлеющую сигарету в миску.

– Отнюдь. Именно из-за того, что случилось в последний раз, я не даю ему таблетки, которые он хочет. – Ульф фыркает и бросает жвачку в рот.

Я удрученно качаю головой и поднимаюсь, чтобы уйти. Дорис подходит и кладет мне руку на плечо.

– Насчет того, о чем мы говорили. Может быть, ты найдешь время на поиск пути обратно к твоей сексуальности, пока будешь путешествовать. Проверь, осмелишься ли ты проявить любопытство, фантазируй и обдумывай это. – Она остановилась на мгновение, посмотрела на меня с полуулыбкой и спросила: – Как думаешь, тебе этого хочется?

– Ульф говорит, фантазировать опасно, – отвечаю я.

– Ну, – она растянула губы так, что складки в уголках рта слегка разгладились. – Нужно всегда обдумывать то, где фантазия застает тебя и, что не менее важно, какие именно фантазии ты себе позволяешь. Но их можно и держать в себе, знаешь ли. Пока ты чувствуешь, словно они дают тебе что-то и не вредят ни тебе, ни другим.

– Ты права. – Я выдаю ей подобие улыбки и короткое рукопожатие. – Пока они не навредят, да.

Глава 3

Автобус номер девять в Танангер пуст, кроме меня и водителя никого. На улице темно, желтые фонари быстро мелькают в окнах, а автобус слегка покачивается из стороны в сторону, будто корабль плывет сквозь мягкий весенний вечер. На деревьях появились листочки, мать-и-мачеха пробивается на границе асфальта и пешеходной тропинки, а мы выезжаем из города и едем на запад.

Я выхожу на остановке прямо около старой часовни. Парковка пуста. Маленькие огни светятся сквозь живую изгородь, идущую перед зданиями.

Как только выхожу на дорожку, ведущую к кладбищу, останавливаюсь. Передо мной свежие коричневые холмики земли с цветами, надгробными камнями с золотыми надписями, ангелами и птицами, слабо освещенные стеклянными фонарями и факелами. По безлунному небу с моря быстро плывут вереницы облаков. Я бывал здесь много раз с тех пор, как вернулся из Трумсё. Первый раз я остался стоять здесь, не заходя на само кладбище.

Я держусь края дорожки и иду между табличек, пока не подхожу к нужному месту. Слабое дуновение ветра заставляет меня остановиться, и я различаю ее надгробный камень. Номер четыре от тропинки, с фонариками с обеих сторон. Только один из них горит. Я стою неподвижно, устремив взгляд на черный камень.

– Лучше всего оно в темноте, – вдруг раздается голос сзади.

– Что? – я резко поворачиваюсь и смотрю в узкие глаза пожилого мужчины в коричневом пальто и шляпе. Он стоит на несколько шагов позади меня, держа на поводке лохматую собаку.