Встретимся в полночь - [4]

Их дороги время от времени пересекались. Разочарование и боль, которые Рафаэль пережил, будучи зеленым юнцом, он старательно обращал в ненависть, возраставшую с каждой встречей, когда любое их слово свидетельствовало о взаимной антипатии. Рафаэлю доставляло удовольствие дразнить этого человека своим метким остроумием. Всех остальных это остроумие заставляло держаться на расстоянии.

Тем не менее была в этой ситуации некая ирония, которая не ускользнула от Рафаэля. Может быть, Марке и не зачал его, но он, без сомнения, сотворил его. Годами оттачивая ледяную сталь его сердца, он добился того, что едва ли теперь какие-либо двое мужчин могли быть более похожими друг на друга.

Глава 1

Дом герцога Суффолка, Мейфэр, Лондон

5 марта 1816 года

Суффолк, как заметил Рафаэль, не испытывал никаких угрызений совести, демонстрируя свое богатство. Это был самый престижный бал сезона, и граф не пожелал ни в чем себя ограничивать. Цветы, украшающие все поверхности, золоченые колонны, хрустальные призмы, свисающие с освещенных газом люстр, огромные зеркала, которые превращали сотни восковых свечей в миллионы, – все это было рассчитано на то, чтобы у любого человека захватило дух.

И Рафаэль затаил дыхание, это так, но не от пышных украшений герцогского особняка.

Его насмешливо изогнутые губы побелели от напряжения, глаза цвета нефрита были обращены к танцующим. Они казались ему всего лишь пятнами красок, сливающихся одна с другой. Его истинный взгляд был направлен внутрь, где шевелились ожившие демоны.

– Послушайте, Фонвийе, вы сейчас раздавите бокал.

Рафаэль заморгал и посмотрел на изящный высокий бокал с шампанским у себя в руке. Его пальцы обхватили бокал, словно это была кружка с элем – так, что побелели костяшки.

Подняв взгляд, он увидел Ричарда Ивенса, лорда Мартинвейла, тот явно был чем-то озабочен. Это был самый угрюмый из четверых друзей – Фонвийе, Мартинвейла, Этверза и Стратфорда, – известных как «Бичи общества», что доставляло четверке большое удовольствие.

Рафаэль немедленно расслабился и улыбнулся шутовской улыбкой.

– Благодарю за напоминание. Леди Суффолк вряд ли обрадуется, если я запачкаю кровью ее прекрасные ковры. – Опустошив содержимое хрустального бокала одним глотком, словно то был дешевый джин, он поставил его на поднос проходившего мимо слуги. Окинув взглядом комнату, Рафаэль глубоко вздохнул: – Не стоит поддаваться дурному настроению. Так какие развлечения ждут нас сегодня ночью?

Подошедший к ним лорд Чарлз Этверз, чье юношеское лицо, хилое телосложение и невысокий рост делали его похожим на двенадцатилетнего, засмеялся своим знаменитым пронзительным смешком и указал на четвертого члена их группы, который как раз начал пробираться к друзьям через зал.

Явно казавшийся встревоженным, Колин, маркиз Стратфорд, был почти так же высок ростом, как и Рафаэль, но с более темными волосами и смуглой кожей. Он обладал определенным шармом – когда хотел его продемонстрировать. Временами его остроумие разило весьма остро, и было некоторое легкое соперничество между ним и Фонвийе, признанным вожаком их компании.

– Господи, эта женщина – сущее наказание, – протяжно сказал Колин, подходя к своим закадычным друзьям. – Я никак не могу избежать ее общества.

Мартинвейл удивился:

– Вы жалуетесь на леди, которая должна стать вашей женой?

Сложив руки на груди, Стратфорд пожал плечами:

– Какое отношение имеет одно к другому?

– А вам не кажется, что имело бы смысл жениться на той, к кому вы испытываете хоть немного любви?

Этверз громко заржал, а Стратфорд нахмурился. Рафаэль выгнул бровь, глядя на друга.

– В самом деле, Мартинвейл, ваша наивность порой меня удивляет. Для негодяя и повесы высшей степени – а именно так моя бабка называет нас, с гордостью доложу я вам, – у вас какие-то слишком романтические идеалы. Любовь, говорите вы? Что общего у этого сомнительного чувства с любой из этих чудовищных ритуальных случек, происходящих у нас на глазах?

Он обвел изящной рукой благовоспитанное общество, заполняющее зал.

– Перед вами – брачный рынок. Товар за товар – я под этим разумею жен за деньги. Союзы заключаются между семьями, и состояния растут, потому что под этим кроется не любовь, несчастный вы олух, а «сколько».

Стратфорд, всегда готовый бросить вызов, проговорил:

– Вы хотите сказать, что не верите в любовь, Фонвийе?

– Любовь? – Рафаэль чуть не подавился. – То, что вы видите, друг мой, это похоть, не более того. Мужчина, могущественный охотник, вожделеет прелестей обольстительной самки. Его папочка вожделеет ее приданого. Любовь – это всего лишь термин, делающий все это более пристойным.

– Любовь – не для таких мужчин, как мы, я совершенно с этим согласен, – уточнил Стратфорд. – Но говорить, что ее не существует, я бы не рискнул.

Схватив бокал шампанского с подноса, предложенного лакеем, Рафаэль сделал глоток и посмаковал сладкую жидкость на языке. Это занятие отвлекло его от неприятного напряжения, стянувшегося узлом в груди.

Любовь.

Ее не существует. Он лучше других знал разрушительную природу этой одержимости, которую люди ошибочно именуют любовью. Они называют ее так в оправдание себе, а потом сочиняют баллады и поэмы, чтобы превознести ее, но в ней нет ничего возвышенного. Это эротический аппетит, это жажда, но прежде всего это – обладание.