Встретимся в Эмпиреях - [51]

— Может, кто передумал? Еще не поздно выйти из игры, — не решаясь сказать эти слова нам в глаза (предусмотрительно отвернувшись), в никуда произносит Демон. Голос его кажется малоузнаваемым и затертым из-за сидящего во рту леденца — все как и «надо».

Мы со Сливой яростно замотали головами: нет!

Теперь Демон может позволить себе встретиться с нами непрячущимся взглядом. Озорным и отчаянно блестящим. Взглядом точно тем же, с каким мы впервые столкнулись памятного 15-го апреля, когда он поведал нам о своей мечте, всех без исключения переполошившей…

«Неужели мы дожили до этого момента?» — кургузо трепыхнулся вопрос-неверие в моем сознании и тут же растворился, иссяк. Не сейчас. Уходить в себя, по пути своих забирающих воспоминаний — только не сейчас!

«Я вдруг подумал, Гоголь: тебе же на войну ну никак нельзя — ты чеку-то в бою выдернешь, а гранату кинуть забудешь…» Стоп! Не надо! Не начинай…

«Ты действительно думаешь, что я не способен на безрассудство?» — «Да, я так думаю…» Остановись!

«А пока я здесь и пока у меня есть время… я хочу успеть понять: кто я в этом мире и на что я в нем способен…» Хватит, Ро… (чуть было не назвал себя настоящим именем, что творится!). Хватит, Гоголь! Пре-кра-ти!

На бровь скатилась холодная бусинка пота и сорвалась вниз…

— Ну что ж. Тогда вперед, парни! Навстречу Неизвестному! — вырвали меня из этого безумия чеканные слова торжественно настроенного Демона. И я снова почти холоден… почти сосредоточен…

Летящим шагом наш безоговорочный лидер двинулся по направлению к «Волшебному Икару». Мы со Сливой переглянулись и мысленно пожелали друг другу удачи. Выставив впереди себя руки, удушающе-мертвой хваткой сжимающие тяжелый девятый калибр — словно то были куцые шпаги, а не боевые пистолеты, — поспешили вслед за Демоном. Полуобернувшись, Демон бросает на нас гневный взгляд.

— Уберите стволы, черт! Сами поймете, когда достать… А вот тогда уж не опоздайте, вояки грешные…

Месяцем ранее. 13 июля

С самого утра погода пасмурная.

Предаваясь сплину, эти утренние часы я коротал лежа на диване — слушал по радио сводки из зоны боевых действий. Вроде бы положение оптимистичное… если не девяносто пять процентов заведомой лжи. Дураку и то понятно.

Ворочаюсь с боку на бок. Елки-палки, даже на занятия идти не надо! Аттестат об окончании училища уже дней пять как валяется на полу под стопкой газет и рекламных проспектов, из тех, которыми не устают забивать почтовый ящик рассыльные. Конечно же! Мне просто необходимо прикупить шкаф-купе и установить пластиковые окна за полтора месяца до призыва… О чем это ты, остряк доморощенный?.. Ах да… Я небрежен, но небрежность моя тошнотно «аккуратная», деланная. Ломаю, зная как починить… теряю, и держу в голове, где искать… Кажется, что живешь сердцем, порывом, а взглянешь на мелочи, из которых сплетается твоя действительность, и содрогнешься ― ты ведь самый что ни на есть пес на цепи!.. Вот какие развеселые мысли неотвязно лезут в голову!

Продолжаться так не может. Глаза ретиво ищут телефон — решаю обзвонить ребят.

Начинаю с Виктории… У ее матери от непогоды разнылись кости, и Виктория останется за ней ухаживать. Приготовить, принести, отнести — и все в таком роде. «Ладно, Вик, счастливо. Завтра созвонимся».

Слива… Сливе нужно заняться покупками для «своих женщин» и уборкой по дому. «Что, обязательно сегодня?.. Ты же вчера бегал по магазинам… Ну, понятно. Бывай. Созвонимся».

Первый раз за все это время заставляет задуматься на свой счет и просто-таки переклинивает краеугольная мысль: «Мы же не одни в этом мире. У нас есть близкие люди. Мы что-то для них значим, и они в чем-то от нас зависят». Отец, кстати, просил меня сегодня сходить заплатить за электричество…

Разве имеем мы право…

«Прочь, прочь, прочь! — пытаюсь оградить свой разум от этих нелицеприятных, съедающих заживо размышлений. — Осень на носу! И все, что мы для них значим, в чем зависим от них, а они от нас… все оборвется в одночасье». Суровая, зато правда. Вот так!

За окном темнеет будто ночью и раздаются раскаты грома. В стекло мелко и нервозно забарабанил дождь.

Я вспоминаю кота, который жил у нас во времена моего детства. Сейчас бы он стрелой залетел на диван. Дрожа всем телом и порыкивая как щенок, ткнулся бы своей пушистой мордочкой, просочившись снизу под рукой, в успокоительно пахнущую «хозяином» подмышку. Ох и боялся же грозы маленький мошенник! Воспоминание вызывает во мне умиление — но с грустинкой.

Кота (его звали Орбиром — составное имя из цветов разных глаз: один оранжевый, другой бирюзовый) загрызла соседская собака. И я, ребенок, все это видел. Подбежала, схватила, словно игрушечного подкинула в воздух над головой… клац! — бедняга так и обмяк в ее громадных сомкнувшихся челюстях. Ревел, помню, от души. Орбир остался первым и последним существом, за которое я позволил себе быть в ответе. Соседей, хозяев пса, несколько лет спустя в собственной квартире посреди ночи арестовали «мундиры». Причину ареста я запамятовал, а соседей с тех пор больше не видел. Собака же осталась мыкать свою собачью долю на улице, а вскоре ее убили взрослые ребята с соседнего двора. Такая вот цепочка человеческих и звериных несчастий получилась, подумать только. Если продолжить ее дальше, то двое из тех мальчуганов, что забавы ради расправились с псом, погибли — долетали слухи — на войне. Про третьего ничего не знаю. А четвертый (сын главного архитектора нашего города, которого по сути мы должны благодарить за «недостройки») — теперь «мундир», и бед никаких, сдается мне, не ведает.