Встречи с животными - [52]
Вот и высокогорная альпийская зона, над горами поднимается солнце. Под его яркими косыми лучами совсем близко от меня блестят и искрятся снеговые вершины, веселее глядят мрачные темные скалы и сизые осыпи. Удобно усевшись среди крупных камней, я отдыхаю после тяжелого подъема, зорко смотрю вниз и вперед в надежде увидеть большую серую птицу.
«Ууууль-ууль-уль-уль», — вдруг доносятся слева странные звуки, так похожие на крик гималайских уларов, встреченных мной когда-то в горных высотах Тянь-Шаня. В ту же секунду замечаю крупную стаю каспийских уларов. Согнув свои короткие крылья, они без взмахов быстро несутся вниз над крутым склоном и, усевшись значительно ниже меня, сразу исчезают из виду. И тогда, затаив дыхание, я осторожно спускаюсь все ниже по склону, туда, где опустилась стая. Но мое положение невыгодно. Еще издали зоркие птицы замечают мое приближение и, тревожно перекликаясь между собой, бегут вверх к снежному перевалу. Вот они и у самого зубчатого гребня. Что же делать?
Я останавливаюсь. Ясно, что этим путем подойти к уларам на выстрел почти невозможно. Не обойти ли кругом и, пользуясь скалами, подкрасться к уларам сверху? Но для этого нужно опять подниматься по склону, перевалить за снежную вершину и под прикрытием скал пройти около полукилометра. А стая драгоценных для меня птиц надолго расположилась на снегу у перевала и издали спокойно следила за моими движениями. «Что же делать?» — ломал я голову. Мне оставалось или прекратить охоту и с пустыми руками брести домой, или попытаться обойти уларов. После короткого раздумья я решительно полез в гору.
Примерно час спустя я подошел с противоположной стороны к намеченному месту. Когда, проваливаясь в глубокий снег и держа ружье наготове, я взобрался, наконец, на гребень скалы и, волнуясь, заглянул вниз, я увидел только следы уларов. Самих птиц под скалой не было. Они спустились значительно ниже и взлетели в воздух, как только я появился на открытом месте. На всякий случай я вскинул ружье к плечу и одну за другой нажал спусковые гашетки. Но, увы, выстрелы как-то совсем безнадежно прозвучали в разреженном горном воздухе. Однако этим я разбил стаю. Напуганные улары маленькими группами и одиночками рассыпались в разные стороны и расселись значительно ниже по склону. Опять спустился я с перевала и, бродя во всех направлениях, начал отыскивать затаившихся птиц.
Долго продолжались тщетные поиски — уларов нигде не было видно. Солнце опустилось уже к самому горизонту, когда, наконец, удалось поднять одну птицу. Я осторожно шел вниз по крутой лощине, осматривая каждый камень, каждую кочку. Но представьте себе, что и при этом тщательном поиске я не заметил, прошел мимо затаившегося улара. Он вылетел сзади и, издавая свое «уль-уль-уль», пронесся вниз над самой моей головой. Судорожно вскинул я двустволку, но, как назло, поскользнулся и упал на спину. Однако, не желая упустить добычу, я и лежа попытался поймать летящую птицу на мушку и сделал два частых выстрела. Вероятно, я плохо прицелился, и улар ушел почти невредимым. Только одно его маховое перо, выбитое из крыла дробиной, сначала повисло в воздухе, а затем, вертясь и ныряя, исчезло за ближайшей скалой.
Измученный и голодный, уже в полной темноте я возвратился домой.
— Ну, как охота, видел индеек? — встретил меня Михаил вопросом.
— Не только видел — стрелял и чуть не убил, — ответил я. И переживая все наново, рассказал Михаилу об охоте и о том, как улар каким-то чудом ушел от выстрела.
— Так-то оно так, а все же моя правда, — усмехнулся в ответ Михаил. — Небось, ноги натер здорово, а сумка пустая. Не зря я тебе говорил, что индейка не перепел. Не только убить, а добраться до нее и то трудно.
— Да ведь случайно не убил, Михаил, ну просто из рук ушла.
Но он не хотел слушать моих доводов.
— Брось ты спорить. Если ушла, значит, не добыл, а чуть-чуть не считается. Садись лучше ужинать. Наверное, целый день голодный по горам ходил, — закончил он. И верно — только теперь я вспомнил, что увлекшись охотой, я совсем забыл о взятом с собой завтраке.
Прошло дней десять. За это время я раз пять поднимался высоко в горы и охотился за уларами. После каждого такого похода я возвращался совершенно измученным. На другое утро я снова брал ружье и уходил на охоту. Я усаживался на берегу реки, наблюдая за оляпками и другими птичками, и, смазывая растертые ноги барсучьим салом, подготовлял себя к новому трудному походу в горы. Но мне не везло с уларами. За это время я сделал по ним не менее двадцати выстрелов и не взял ни одного экземпляра.
Однажды, возвращаясь домой после охоты, я высоко в горах застрелил лисицу. Мне не хотелось спускаться обратно на обычную свою тропинку, я решил перевалить через гору. При этом путь к дому сокращался примерно на 1,5–2 километра. Я снял ружейный ремень, привязал концы к ногам убитого зверя и, перекинув его за плечи, стал медленно подниматься по склону.
Подъем оказался крутым и крайне тяжелым. Я часто останавливался, чтобы хоть немного отдышаться, глядел вниз на пройденный путь, сравнивал его с тем подъемом, который мне необходимо было осилить, чтобы добраться до перевала. Вот, кажется, совсем близко, а сколько еще нужно затратить сил, энергии, чтобы покрыть каких-нибудь 200 метров. Да, интересна, но тяжела горная охота. А тут, представьте себе, еще за плечами убитая лисица. Мне казалось, что с каждой минутой она становится тяжелее, ремень сильнее давит на плечо, затрудняет движение. «Но ничего, теперь остается немного, — подбадривал я себя и продолжал подниматься по крутому склону. — Зато как приятно будет отдохнуть на вершине, а потом спуститься по хорошей вьючной тропинке прямо к селению».
