— Я же вижу, как вы на меня смотрите, — сказала девушка, подвигаясь к нему. В салоне раздался пугающе громкий звук: она расстегнула ремень безопасности. Взгляд Ламбрайта скользнул к зеркалу заднего вида — вокруг никого. Она придвинулась еще на дюйм ближе. Потом еще. И еще. Повеяло лавандой — от ее волос или прохладной кожи. Она сказала:
— Это все видят. Никто не удивится, что вы меня сюда завезли.
— Я говорю, чтобы ты оставила в покое моего сына.
— Посреди ночи, в пустынное место.
— Тут нет никакой загадки, — сказал Ламбрайт.
— Глупо, — сказала она.
— Что глупо?
— Так говорить. Мир полон загадок. Козы на деревьях. Попугаи в автомобилях.
Ну хватит, подумал Ламбрайт. Он повернул ключ зажигания, включил фары.
— А человек, который увозит несовершеннолетнюю девушку своего сына в безлюдный уголок, это разве не загадка?
— Просто отпусти его, — сказал он.
— Девушка вырывается из машины и прибегает домой вся грязная, в слезах. Что она скажет родителям? Своему парню? Несчастной жене этого человека?
— Не трогай его, я тебя прошу, — сказал он. — И кончим на этом, ладно?
— Будет ли звонок в полицию? Догадаются ли они сравнить глину на ее туфлях с той, что осталась на колесах?
— Лиза…
— Или она никому ничего не скажет? И они с тем человеком будут вспоминать об этом при каждой встрече? Когда она выйдет замуж за его сына, родит ему внуков? Вот вам самые настоящие загадки, мистер Ламбрайт.
— Лиза, — сказал он. — Лиза, давай говорить начистоту.
Но она уже выскочила из машины, бросилась к ручью. Нырнула в кусты, спустилась на берег, и Ламбрайта поразило, с какой ленивой стремительностью она мчится по голой земле. В висках у него стучало, словно он резко свернул, чтобы не сбить кого-то на дороге, встал на обочине, как вкопанный, и еще не знает, цел он или нет, изменился ли мир. Пассажирская дверь была открыта, лампочка в салоне лила на сиденье бледный свет. Девушка перепрыгнула ручей и метнулась вдоль него. Она двигалась мелкими зигзагами, по кратчайшему пути. Он хотел смотреть на нее, как на зверя, от которого ему удалось избавиться, как на редкое и опасное животное, которое он опишет Робби, когда вернется домой, но на самом деле ее бег напоминал ему струйку воды, текущую по гальке. Это зрелище породило в нем странное и рассеянное чувство легкости, парения, как будто его несли волны, ветер или крылья. Он потерял ориентацию, ему стало труднее дышать. Он знал, что находится в начале чего-то, хотя в этот момент не мог бы сказать точно, чего.
