Встречи с Индонезией - [58]

Прощай, Индонезия!

В Джакарту я приехал полный тревог и опасений. Предусмотренное властями время моего пребывания в Индонезии истекло, и я должен первым же теплоходом отправляться в Польшу. А столько еще не сделано! Счастье, что теплоход «Новотко» задерживается, и я могу, хоть и в спешке, закончить комплектование экспонатов для своего музея. Все счета оплачены — они, кстати, оказались более скромными, чем я ожидал.

Выполняя свое обещание показать мне нечто сверхинтересное, Анджей ведет меня в некий дом, заставленный разнообразной мебелью. Я рад, что попал в этот дом. Чего стоит хотя бы изумительный мадурский сундук с великолепной оковкой! Владелица отдала бы его за 2 тысячи рупий. Но весит он… двести пятьдесят килограммов. Такую вещь мне никак не разместить в моем багаже. Есть еще два щелевых барабана, но 7500 рупий. за каждый — дорого.

В Джакарте ничего дешево не купишь. Однако Анджей, который всех знает и во всем разбирается, помог мне приобрести несколько интереснейших экспонатов. Когда к нам однажды забрел шашлычник, Анджей обратил внимание на его жаровню. Мало того, что она прелестно отделана, с ее помощью мы могли бы на вернисаже продемонстрировать приготовление оригинального сате. Будем торговаться! Назначаем цену — 3 тысячи рупий. Жаровню возьмем не сегодня, когда у него остался запас непроданных шашлыков, а немного позднее. Шашлычник, в котором нетрудно узнать мадурца, задумывается. Как он может продать жаровню, за счет которой живет? Сделай себе другую! Хорошо, он придет завтра. Назавтра жду, но он не идет. Вечером его встречает на улице жена Анджея пани Ирена. Нет, за 3 тысячи он не продаст. 7 тысяч, не меньше. Старые люди сказали, что она стоит 20 тысяч.

— Хорошо, а эти «старые люди» готовы заплатить двадцать тысяч? Нет? А я заплачу наличными.

Да, но он не может, потому что…

— Ну ладно, шашлычников в Джакарте много… До свидания.

Да, но он будет в убытке, если продаст так дешево.

Вижу, что нужно прибавить. Если бы жаровня не была украшена замечательной мадурской резьбой, ни за что не пошел бы на такие расходы. Бог с ним, даю харга мати (буквально: смертельную, то есть крайнюю цену) — 3500.

Нет, его «харга мати» 6500.

В таком случае нам не о чем говорить. Пусть себе идет домой, а я хочу спать.

Встаю, ухожу в дом, запираюсь на ключ.

Через несколько минут — стук. Хорошо, он согласен за 5 тысяч рупий.

— Я сказал: три пятьсот.

— Ну ладно — четыре.

— Нет.

Медленно и словно бы неохотно собирает приготовленные для жарки шашлыки. Может быть, я куплю и шашлыки? Видимо, парень принял всерьез шутку Анджея насчёт того, что я на корабле буду жарить и продавать сате.

Теперь нужно проследить за тем, чтобы все детали остались на месте. Торговец сате охотно взял бы себе лампочку и столик, но я твердо стою на своем: я заплатил за все и желаю получить все целиком. Когда наконец закончилась процедура купли-продажи, был уже, кажется, час ночи. Моя покупка не встретила понимания у здешней польской колонии. Узнав о моем приобретении, поляки катались от смеха и требовали, чтобы я жарил сате. Ну как втолковать им, что я покупаю не произведения искусства и хлопочу не о пополнении коллекции музея искусств, а об экспонатах для этнографического музея. А жаровня — это интереснейший памятник материальной культуры. В общем я доволен покупкой, и пусть мои сородичи смеются сколько их душе угодно. Жаль только, что я не записал на магнитофонную ленту текст моей беседы с торговцем сате! А в двух словах вот что он сказал нам: он мадурец; сколько ему лет, не знает — наверное, около двадцати пяти («когда меня делали, еще не было электричества»); не женат; и конечно же, «сате умеют делать только на Мадуре».

На улице Сурабая на базаре покупаю трубочки для батикования тканей, о которых давно мечтал. Они очень пригодятся в музее. Остальные инструменты, необходимые для производства батиков, приобретаю в мастерской.

Между тем наступил канун Нового года. Кора, собака, охраняющая нашу виллу, уже днем начала нервничать: бедняжка не переносит стрельбы, а денег на фейерверки здесь не жалеют. Праздник в посольстве затянулся. Домой на Телук Бетунг возвращаюсь лишь в пять утра.

Все прекрасно, но мне так хотелось побывать в новогоднюю ночь где-нибудь в китайском квартале, посмотреть, как встречают Новый год китайцы. Но ничего, может быть, удастся наверстать упущенное в Сингапуре, где китайский Новый год приходится на 27 января. Здесь китайцам не разрешают праздновать их Новый год, и они это делают 31 декабря.

В китайский район отправились днем. Проходим мимо руин бывшего посольства КНР, разрушенного во время известных волнений[19]. Поражает огромное количество киосков с китайскими товарами. Минуем лавочку, вдоль стены которой стоит ряд игровых автоматов. Темнеет. Продолжавшаяся весь день стрельба ракетами усиливается. Стреляют сплошными очередями, как из автоматов. Гремят выстрелы, сыплются искры. Кажется, сейчас взлетит на воздух вся Джакарта.

Китайцы в Индонезии — это особая проблема. О финансовом могуществе китайцев я получил представление в Сурабае, когда, улучив немного свободного времени, принялся просматривать телефонные книги. Это на первый взгляд скучное занятие оказалось весьма интересным. Прежде всего я обратил внимание на обилие китайских фамилий, которому, казалось, не соответствует число китайцев, встречающихся на улицах. Дело в том, что у кули и бечаков телефонов, разумеется, нет. Когда я просмотрел две рубрики — магазины и врачи, — передо мной возникла довольно ясная картина социально-экономического положения китайского меньшинства. Под рубрикой «магазины» фигурирует 469 магазинов, имеющих телефоны, на них в 182 случаях фамилия ничего не говорит о национальной принадлежности его владельца, в 40 случаях владельцами магазинов являются индонезийцы, европейцы или арабы и в 247 случаях — китайцы. К этому надо добавить, что китайцы нередко носят европейские фамилии (после падения Сукарно многие из них взяли себе новые фамилии), так что, если в приведенных цифрах имеется ошибка, то только в пользу китайцев. Что же касается врачей, то на 103 индонезийских и европейских врача приходится 87 врачей-китайцев. Закусочные, столовые, кафе тоже в основном принадлежат китайцам. Цифры говорят, что владельцами ресторанов и кафе в Сурабае являются: один индонезиец, одиннадцать лиц, о национальности которых по фамилиям судить трудно, и двадцать два китайца.