Встречи с Индонезией - [26]

Однажды мы с миссионером Леховичем зашли к одной вдове, женщине весьма интеллигентной, энергичной, поразительно много знавшей о Яве и ее жителях. Прекрасно владея яванским языком, она старалась без крайней нужды не употреблять индонезийских слов. Как я ни старался вынудить ее говорить по-индонезийски, какие провокационные вопросы ни задавал, она весьма любезно отвечала по-явански, а Лехович переводил. В конце концов и я научился говорить «монго» и «матер» вместо «селамат» и «терима касих» (приветствие и выражение благодарности). Во время бесед с простыми людьми, крестьянами и рабочими, нередко заходила речь о языке. И всякий раз мои собеседники подчеркивали изысканность («халус») яванского языка и грубость («крас») индонезийского. Особые трудности возникают у яванцев, когда они, говоря по-индонезийски, пытаются что-либо уточнить или выразить свое особое уважение к собеседнику. В этих случаях их родной язык просто незаменим.

Когда яванцы спрашивают, владею ли я их языком, я не говорю «нет» — это прозвучало бы невежливо. Я говорю «пока нет». Звучит обнадеживающе, хотя я глубоко убежден, что временное «нет» таковым останется навсегда.

Еще одной, очень важной для меня поездкой в глубь Индонезии была поездка на Малые Зондские острова. На Флорес время от времени ходило небольшое судно, принадлежавшее миссии и приписанное к порту Сурабая. Узнав о времени отправления, я поспешил на вокзал за билетами. Приобрести билет до Сурабаи оказалось делом непростым. В окне, где продавались билеты на экспресс малам (ночной экспресс), мне сказали, что я должен обратиться в окно № 5 (справочное). В окне № 5 выдали бумагу, с которой я пошел к начальнику станции и которую тот подписал, направив меня в окно № 9, то, с которого я начал свои скитания. В окне № 9 на моей бумаге сделали какую-то пометку, после чего я проследовал к окну № 5, откуда вышел сотрудник, взявший в кассе № 9 билет и вручивший его мне. С этим билетом я снова побывал у начальника станции, где получил плацкарту. Так я приобрел билет до Сурабаи.

Экспресс малам состоял из одних вагонов второго класса. Билет вместе с плацкартой стоил всего тысячу рупий. Меня это вполне устраивало — как-никак экономия. В дневном поезде кроме вагонов второго класса есть и вагоны первого класса (2 тысячи рупий). Вздумай я ехать дневным поездом во втором классе, это произвело бы неблагоприятное впечатление. Есть здесь еще настоящий экспресс (3600 рупий) и безумно дорогой поезд со спальными вагонами и всяческими удобствами (около 6 тысяч рупий). И все же мое намерение ехать экспрессом малам вызывает у всех недоумение, думают, что я что-то перепутал, чего-то не понял. В посольстве меня отговаривали, на вокзале старались втолковать, что мне нужен другой поезд и меня ввело в заблуждение слово «экспресс», что в Индонезии экспресс не такой, как в Европе, и мне следует ехать лимексом или бимой (шикарный ночной экспресс с удобствами). Мои доброжелатели успокоились лишь после того, как я сказал, что прекрасно знаю все об индонезийских экспрессах, но мне, специалисту по национальной культуре Индонезии, подобная поездка даст прекрасную возможность ознакомиться со страной и ее жителями. Если так — другое дело. Если я иду на жертвы во имя науки, меня не будут отговаривать от поездки избранным мной поездом.

Вагон набит до отказа. На лавках, сплетенных из ротанга, мест не хватает. Несколько человек расположились на полу, и никого это не удивляет. Все время снуют разносчики. Торгуют напитками, всевозможной едой, плетеными веерами. Пришел даже бродячий книготорговец. Предлагает какие-то детективы, индонезийские газеты, английские журналы. Когда я отказываюсь, молодой человек доверительно шепчет: «Не хотите ли порно?» На положительный ответ он, по-видимому, не рассчитывал, так как, не дождавшись ни слова, исчез. Спросил так, на всякий случай.

За окном вагона сельский пейзаж, напомнивший мне Польшу. Желтые поля чередуются с зелеными. Плантаций риса пока не видно. Они появятся ближе к Сурабае. В ручьях, мимо которых мы проезжаем, часто можно увидеть сердцевидные, похожие на польские нереды загоны для рыбы.

В Сурабае я поселился в лосмене — небольшой дешевой гостинице — и сразу отправился к редактору «Сурабая пост» господину Абдул-Азизу, с которым у нас есть общие знакомые. От него узнал, что завтра в связи с праздником урожая на острове Мадура будут происходить традиционные гонки бычьих упряжек — излюбленный национальный спорт мадурцев. Мой новый знакомый сказал, что мне непременно нужно туда съездить.

На следующий день бемо[11] привез меня в порт. В поисках причала, от которого отправляются суда на Мадуру, наткнулся на пост — не то армейский, не то полицейский. Солдатам, видно, хотелось поболтать. Они угостили меня кофе, жареными бананами. Посмеялись, пошутили. Потом комендант дал одному из парней ключи от своего автомобиля, и меня отвезли прямо, на корабль.

Суденышки, курсирующие туда и обратно по Мадурскому проливу, были набиты битком. Впрочем, для Индонезии это обычное явление. Крупногабаритный багаж лежал даже на крыше, там же разместились некоторые пассажиры. Кондуктор, которому приходилось, словно кошке или обезьяне, лазать по всему судну, во время пути собирал плату за проезд (25 рупий). Никаких билетов, никаких формальностей.