Встречи с Индонезией - [23]

Подолгу беседую с людьми, многое узнаю об их жизни. Меня особенно интересовал вопрос о школе. Оказалось, что ближайшая начальная школа (секола дасар) находится в Баюнлинчире, в семидесяти километрах отсюда. Староста, мулла и еще кое-кто из деревенских грамотеев организовали здесь нечто вроде маленькой школы «на общественных началах». Они учат детей читать, писать и немного арабскому языку — настолько, насколько это нужно в религиозных целях. Не думаю, чтобы здешний мулла был силен в арабском языке.

Оранг-сини не выращивают рис, у них есть лишь небольшие огороды. Они живут только за счет леса и отчасти — реки. Круглый год они собирают ротанг и каучук — в деревне лежат груды кусков каучука, издающих невыносимую вонь. Каучук вывозят в Палембанг. Каждые три дня туда плывет груженная этим сырьем моторная лодка. Как люди, сидящие в ней, выдерживают этот смрад, не понимаю.

О кубу-асли (настоящих кубу) ходят самые разнообразные слухи. Просто удивительно, как близко от прочих населенных пунктов они живут и как мало о них знают. Говорят, например, что они носят волосы до плеч и, только идя за чем-нибудь в деревню, подстригаются.

Любопытно то, как относятся жители этих отрезанных от мира деревенек к индонезийскому государственному аппарату и традициям государственности. Повсюду здесь я вижу фотографии президента и плакаты с лозунгами панчасила[9] — пять основных принципов индонезийской национальной идеологии. Почтовые открытки с портретами генерала Насутиона продаются повсюду. Особое почтение к нему связано с тем, что он — суматранец. С гордостью говорят о том, что Суматра, дала Индонезии двух выдающихся политических деятелей: Хатту и Насутиона. Создается впечатление, что индонезийская государственность принимается без оговорок. На самом деле это не совсем так. Есть одно «но»: жители речных районов не могут простить властям ниспровержение султана, который во все годы господства голландцев в Палембанге сохранял свой трон. Они были бы рады восстановить султанат, но без отделения от Индонезии. Больше всего их устроило бы такое положение, при котором здесь, как в Джокьякарте, властвовал бы султан, подчиняющийся верховному правительству в Джакарте. Здешние жители вообще остро ощущают свою связь с прошлым Палембанга, с его давними правителями. Они настойчиво подчеркивают, что их язык отличается от прочих языков Индонезии, гордятся славным прошлым палембангского государства и тем, что последний султан происходил из знаменитой династии правителей древней империи Шривиджайя, играющей здесь такую же роль, как Пясты в Польше, с той разницей, что в Польше именем династии основателей государства называют сигареты, некоторые гостиницы и рестораны, а в Палембанге название Шривиджайя носят университет, военная дивизия и многое другое. О кинотеатрах я уже не говорю. Впрочем, как мне позднее сказали в палембангском музее, последняя правившая династия Палембанга происходила не от прославленных Шривиджайя. Рассматривая в этом музее великолепно нарисованное генеалогическое древо, на котором красной краской выписаны имена правителей, я обнаружил, что в одном пункте красное дерево соединяется с зеленым — кто-то из правителей Шривиджайя женился на девушке, родословная которой восходила к Мухаммеду. До этого имена царских жен не назывались, но как не похвалиться тем, что в жилах правителей потекла кровь пророка?

О всех этих генеалогических перипетиях деревенские старики, преподающие мне историю своего государства, ничего не знают. Для них султан — потомок династии правителей Шривиджайя, в жилах которых течет кровь еще более достойной династии правителей Маджапахита. Поразительно, что эти славные люди, так хорошо ориентирующиеся в вопросах истории, совсем ничего не знают о своих ближайших лесных соседях. И не только о бродячих кубу, но и об оседлых, живущих на противоположном берегу той же реки.

В кечаматане Баюнлинчир, кроме деревень, жители которых называют себя оранг-сини, есть много населенных пунктов, где живут оседлые кубу. На территории марги Лалан, находящейся на реке с тем же названием, имеется десять селений, неподалеку от четырех расположены деревни кубу. «Мои» пренебрежительно относятся к оседлым соплеменникам, считая их какими-то полукубу. Подобным же образом реагируют на них здешние оранг-сини. Только бродячих кубу они называют «асли» — коренными. Их они уважают и побаиваются. Около деревни Муара Медак есть деревня кубу, о которых мне почти ничего не удалось узнать. Их до такой степени не принимают всерьез, что даже говорить о них не хотят. Но я кое-что все-таки выведал. Ими управляет заместитель староста пунгава, есть там и пожизненно избираемый вождь. Зовут его Тусаваль. Некоторые именуют его раджей кубу, однако никакой реальной властью он не располагает, а лишь является посредником между властями и кубу — кепала суку. Не беседовать же властям с каждым жителем деревни в отдельности!

Тусаваль как раз приехал по каким-то своим делам в деревню (кажется, привез ротанг), и я мог познакомиться с ним и поговорить. Однако разговор не клеился. Да кто такой, собственно говоря, был Тусаваль? Крошечный винтик в местном административном механизме, безоговорочно подчинявшийся старосте. Его и сравнить нельзя с истинным вождем племени, таким, как Соманд.