Встречи и разлуки - [58]

Линолеум в передней был вытоптан и местами порван, а в комнате, куда меня провели, облезлые обои кое-где висели клочьями. Мебель была дешевая и уродливая, камин пустой и холодный.

«Если священник походит на свою комнату, — подумала я, — мне от него будет мало толку».

Открылась дверь, и вошел мужчина, молодой, высокий, с тонкими, благородными чертами серьезного лица. Я бы сказала, почти красивый, не выгляди он таким больным. В наружности его было что-то чахоточное. Одежда, как я заметила, сильно поношенная.

Но пожатие его руки было твердым и сердечным. Он мне сразу понравился.

— Вы хотели меня видеть? — спросил он, явно удивленный моим появлением.

Видимо, я очень отличалась своим костюмом от обычных его посетителей.

— Хочу посоветоваться с вами, — сказала я. — Но прежде… не дадите ли вы мне чашку чая? Я только что с поезда.

— Мы с сестрой как раз завтракаем, присоединяйтесь к нам, а потом мы поговорим, — сказал он.

Мне не только хотелось чаю, важно было как-то осмотреться, разобраться, что к чему. Ведь я приехала сюда под влиянием порыва, и мне было немного не по себе.

Что я делаю? Чего я хочу?

Навстречу мне из-за стола поднялась женщина. Внешне она походила на брата, только с виду поздоровее и с манерами немного суетливыми, но добродушными, которые невольно привлекли меня.

— Моя сестра, мисс Вестон, — сказал он. — А ваше имя…

— Глаксли, — сказала я, — леди Глаксли.

В глазах его промелькнуло что-то, ясно сказавшее мне, что ему знакома эта фамилия и что он знает, кто я такая.

Брат и сестра оказали мне самый теплый прием.

Мисс Вестон налила чаю и извинилась, что может предложить только хлеб с маслом и с джемом.

Я так проголодалась, что приняла все с благодарностью. Я сразу же определила, что так называемое масло было на самом деле дешевым маргарином — этот вкус я еще не забыла.

Чай был прекрасный, горячий, и через несколько минут я уже могла приступить к разговору.

— Пожалуйста, скажите мне правду — бедствия от забастовки очень серьезные?

— Боюсь, что да, — ответил священник. — Вы хотите знать правду, и я скажу без обиняков — рабочие в отчаянном положении, а их семьи и того хуже. Большинство из них последнее время без постоянной работы, и сбережений у них уже не осталось.

— А профсоюзная помощь? — спросила я.

— Прекратилась вчера. Моя сестра работала весь день и сегодня тоже продолжит. Мы открыли для женщин и детей бесплатную столовую, где раздавали суп, но средств у нас мало, и, если не поступит никакой помощи, не знаю, сколько мы еще сумеем продержаться.

— Дело не только в голодных детях, — перебила его сестра. — Некоторые женщины совсем больны, они отказывали себе во всем неделями. А многие из них беременны. Но мы даже и помыслить не можем помочь им, чтобы не лишить детей последнего.

— Но, если я достану деньги, вы организуете помощь детям и женщинам? — спросила я.

Я понимала, что для рабочих мы ничего не сможем сделать, но дети не должны были страдать.

У священника засветились глаза.

— Вы действительно могли бы достать деньги, леди Глаксли? Хотя бы только на суп, это все же лучше, чем ничего. Правда, детям полезнее было бы молоко.

— Они получат и то, и другое, — сказала я, — обещаю вам, клянусь, чего бы мне это ни стоило. Я хочу только знать, возьмете ли вы на себя организацию?

— С радостью! С радостью! — воскликнула мисс Вестон. — Я и передать вам не могу, леди Глаксли, какая это была бы помощь. Невозможно объяснить, пока вы сами не увидите несчастных женщин и детей, молящихся о том, чтобы эта ужасная забастовка скорее закончилась.

Они схватили мои руки и горячо пожимали их. У мисс Вестон были слезы на глазах, и у ее брата глаза тоже подозрительно блестели.

Такси ожидало на улице, и, когда я попросила шофера отвезти меня в «Пять дубов», он выразительно плюнул, но ничего не сказал.

По дороге я все время размышляла о своем поступке, и при мысли о том, что скажет Сидни, мужество изменяло мне. Я сознавала, что боюсь его.

«Ну что он может тебе сделать? — уговаривала я себя. — Даже если случится худшее и он прогонит тебя, вернешься туда, откуда пришла, а там, глядишь, что-нибудь подвернется — так всегда бывает».

Приехав, я сразу же направилась к себе в спальню, умылась и причесалась, и почувствовала себя спокойнее. Ко мне вернулась былая храбрость.

Затем я спустилась в кабинет Сидни, рассчитывая застать его там. Как я и предполагала, он работал за столом, где стоял и поднос с завтраком, который ему всегда подавали в кабинет.

Я открыла дверь. Увидела, что он один, и несколько мгновений стояла, ожидая, пока он поднимет голову и взглянет на меня.

— Линда! — воскликнул он удивленно, поспешно вставая. — Какой сюрприз — почему вы не сообщили, что собираетесь приехать? Зачем вы приехали?

Он подошел ко мне. Я сделала жест рукой.

— Не надо, не целуйте меня, Сидни. Лучше я сначала скажу вам, зачем я приехала.

— Так зачем? — спросил он резко.

— Я приехала, — начала я медленно, моля Бога, чтобы мужество не изменило мне, — помочь женщинам и детям в этом вашем мерзком, грязном, поганом городишке!

Сидни молчал, потом повернулся и направился к столу. Он сел, а я подошла и остановилась перед ним.