Встречи и разлуки - [52]

Я хожу и любуюсь его сверканием в зеркалах и даже в ванной с трудом заставляю себя снять его.

Я вижу сейчас в открытую дверь, как оно переливается у меня на туалетном столике.

Не понимаю, как мог кто-нибудь когда-нибудь упрекнуть Сидни в скупости!

Я надеюсь, что смогу сделать его хоть немного счастливее, как и обещала себе.

А если оставлю его, то, конечно, верну ему все его подарки.

ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ

Кажется, теперь я знаю, как чувствуют себя молодожены, возвращаясь после медового месяца к будням.

Влюбленным это вообще должно показаться мучительным испытанием, но и для меня возвращение было достаточно тяжело.

Вот уже десять дней, как мы вернулись из Парижа и завтра едем в «Пять дубов», усадьбу Сидни на севере…

Мне очень понравилось в Париже. Мы провели там на целую неделю больше, чем предполагали сначала, и я чуть не плакала, когда пришла пора уезжать.

Но в то же время мне не терпелось увидеть Клеону и показать ей мои новые туалеты и подарки. Я ей тоже накупила для приданого множество всяких хорошеньких вещей.

Мне самой смешно на себя, но половина удовольствия, получаемого от подарков, состоит в возможности ими похвастаться…

Ничего удивительного, что Крессвэй-хауз показался мне еще более унылым, чем до отъезда. Он такой огромный и мрачный, к тому же я очень устала, так как мы весь день провели в дороге. Так что, садясь за ужин в этом «мавзолее», я была не в лучшем настроении.

Сидни, кажется, тоже очень недоволен и раздражен накопившимся за время его отсутствия огромным количеством дел. В общем, это был самый неприятный вечер из тех, что мы провели вместе.

В предназначенной мне спальне безобразные викторианские обои, тяжелые пурпурного цвета портьеры и занавеси у кровати, и массивная красного дерева мебель.

Я думаю, это тоже подействовало мне на нервы, и, когда мы собрались расходиться спать, тут-то и произошла наша первая ссора.

Конечно, было бестактно с моей стороны завести разговор об обстановке, да еще в такой неподходящий момент. Мне бы следовало помолчать, но иногда забываешь о такте и просто хочется быть самой собой. Он вошел в мою комнату, чтобы проститься на ночь.

— Это самая чудовищная комната, какую я видела в жизни, — сказала я.

— А что вам в ней не нравится? — спросил Сидни.

— Все, как и весь этот дом, — ответила я.

— Мне очень жаль, что он для вас недостаточно хорош, — резко заметил Сидни.

Он повернулся и вышел, хлопнув дверью.

Я ужасно разозлилась. Ничто меня так не раздражает, как когда кто-нибудь уходит в тот момент, когда я с ним разговариваю.

Я легла в отвратительном настроении и лежала, думая всякие гадости про Сидни и про наше с ним яблоко раздора — этот дом.

Ужасно глупо, что, думая плохо про кого-то, причиняешь больше всего вреда себе неприятными переживаниями и до того разойдешься, что прямо успокоиться не можешь.

Я поймала себя на том, что мысленно продолжаю вести с ним бесконечный обидный спор — я ему говорю одно, а он мне другое, а я ему в ответ еще что-нибудь. И главное, все это так бессмысленно, без всякого толку, и я только довела себя до того, что окончательно расстроилась.

Я села в постели и прислушалась. Вокруг царила полная тишина. Огонь камина отражался в полированной поверхности комода и огромного гардероба, а по углам лежали тени.

Внезапно я почувствовала себя страшно несчастной и одинокой. Я бы все отдала в этот миг, чтобы снова оказаться в моей крошечной комнатке, откуда я уехала совсем недавно.

Я бы дорого дала за возможность заглянуть к Клеоне и поделиться с ней своим горем.

Камин догорал, тени росли и сгущались, пока наконец не приняли какие-то пугающие очертания. Я так и ожидала, что каждую минуту из какого-нибудь угла появится привидение.

Старая мебель потрескивала, и от ветра зашевелилась оконная штора.

Я больше не могла выдержать. Вскочив с постели, я накинула халат и выглянула в коридор.

Там было темно, но я ощупью пробралась к комнате Сидни и осторожно приоткрыла дверь.

Огонь в камине уже почти совсем погас, и я могла различить только смутные очертания постели. Я даже не видела, там ли он.

Неожиданно мной овладел приступ страха. Какой кошмар, этот огромный, темный, молчаливый дом! Какой он неуютный, мрачный, жуткий!

— Сидни, — прошептала я и повторила громче: — Сидни! Сидни, где вы? — Я уже почти кричала. — Я… я боюсь! Мне страшно!

На кровати что-то шевельнулось, и я в ужасе бросилась к нему.

— Простите… простите меня, — бормотала я, едва сдерживая дрожь. — Я вела себя с вами ужасно… я не хотела… а вы так добры ко мне.

Он сел в постели и привлек меня к себе. Я спрятала лицо у него на груди.

— Я неблагодарная скотина, — прошептала я.

— Ничего подобного, — возразил он спокойно. — Вы просто забыли, что я закоренелый старый холостяк, не привыкший к переменам.

Он все еще не отпускал меня.

— Вы можете изменить все в доме по вашему вкусу.

— Вам следовало бы наказать меня, не позволив мне ничего менять.

— Но я не хочу вас наказывать. Я хочу, чтобы вы были счастливы.

— О, Сидни, — всхлипнула я.

Помолчав немного, он спросил:

— Вы счастливее теперь, чем раньше, Линда?

— Вы же знаете, намного, намного счастливее.

— Вам хорошо здесь?