Встречи господина де Брео - [17]
— Ну-с, господин Ле Варлон де Вериньи!
Толстяк воздел вздутые свои руки и опять уронил их, произнеся хриплым голосом:
— Не зовите меня, сударь, больше этим именем. Оно обозначает человека, которым я перестал быть и который всегда будет для меня предметом ужаса и отвращения.
Он прибавил с самоуничижением:
— Ведь того, о ком вы говорите, сударь, вы только что застали в положении, не только недостойном христианина, но свойственном настоящему преступнику, подлежащему законной ответственности.
Г-н де Брео утвердительно кивнул головой.
— Однако же, — продолжал г-н Ле Варлон де Вериньи, — для своего наказания не на людское правосудие я рассчитываю. Я слишком хорошо его знаю, чтобы мне не было известно, что существуют преступники, которых оно избегает карать, и я боюсь, что принадлежу к числу подобных. Я опасаюсь с его стороны поблажек, которых вовсе не желаю. Потому-то я обращаюсь к суду Божьему, так как он не обращает внимания на звание и положение судимых, и мы все равны перед его справедливостью и строгостью. В его-то руки я себя и вручаю.
Помолчав, он снова начал:
— Не думайте, сударь, что он будет иметь дело с закоренелым нечестивцем или с бесповоротным безбожником. Нет, ваш Флоро де Беркайэ и все его рассуждения не имели никакого успеха. Он не скупился ни на доказательства, ни на уподобления, вообще исчерпал свою задачу до конца. Не от него зависело, чтобы я сделался одним из столпов вольнодумцев. Но обязан этим я ему, потому что я воспользовался не столько его наставлениями, сколько его услужливостью. Она-то и привела меня сюда, сударь. Думалось, что она доставит мне только наслаждение или, по крайней мере, то, что я по своей низости считал таковым. Но пути провидения таинственны и неисповедимы. Господь сделал своим орудием маленькую девочку, которую г-н де Беркайэ отыскал в трущобе, и уничтожил во мне прежнего человека. Его больше нет, сударь. И причиной этому весьма неожиданное происшествие.
Г-н Ле Варлон де Вериньи помолчал с минуту.
— По правде сказать, требовалось по меньшей мере удивительное стечение обстоятельств, чтобы извлечь меня из той грязи, в которую я поминутно возвращался. Вы видели меня в ней дважды, и сегодня в особенно позорной обстановке. Пусть хоть это зрелище послужит вам на пользу! Научитесь, куда заводит страсть к женщинам, которую вы считаете естественной потребностью и над которой часто подшучиваете. Узнайте, к каким насильственным и яростным поступкам она приводит и как может сделать из нас то, что она сделала, как видите, из меня.
Г-н де Брео продолжал слушать г-на Ле Варлона де Вериньи.
— Да, сударь, я рассчитывал скромненько и втихомолку удовлетворить этого рода желание, когда господин Флоро де Беркайэ меж доводами своих рассуждений указал мне на дочку этих добрых людей. Раз я не в силах изгнать вожделения из моих чресел, не лучше ли обставить тайной свои проступки? Вы знаете, какие досадные слухи возбудило мое приключение в гроте с госпожой дю Тронкуа! Раз мой грех сильнее меня, мне казалось предпочтительнее не давать ему такой огласки. Предприятие, которое мне предлагал господин де Беркайэ, казалось мне скромным и пристойным. Я согласился пойти вместе с ним, и в настоящую минуту, сударь, он ждет меня внизу в карете, не предполагая, в какое место он должен будет отвезти меня отсюда.
Г-н Ле Варлон де Вериньи перевел дыханье.
— Приехав сюда, он передал меня с рук на руки этим честным людям, которым я отсчитал условленную сумму. Они уверили меня, что все сойдет благополучно, что меня ожидают, что особа, о которой идет речь, предупреждена, ко мне расположена наилучшим образом и что я без сомненья останусь ею доволен, особенно если я соблаговолю не обращать внимания на недостаток опытности, вполне извинительный в столь юном возрасте. С этими словами мне открыли двери в комнату, где вы меня и нашли. Освещена она была плохо, одним светильником. Я осторожно подошел к кровати. Малютка заснула и спала так крепко, что я мог, не будя ее, откинуть одеяло и приподнять ей рубашку. Я увидел ее тело. Оно не было ни прекрасно, ни соблазнительно. Я долго созерцал его. Решительно, она казалась мне слишком молодой и не в моем вкусе, так что, может быть, я ушел бы, если бы неблагоразумно не протянул руку туда, где и взглядам не следовало бы задерживаться.
— В ту же минуту, сударь, я почувствовал, что по мне пробежал огонь: пламя меня обожгло. Малютка проснулась. Она, казалось, не удивилась моему присутствию, о котором ее, наверно, предупредили, мило улыбнулась, но покраснела, увидя себя раскрытой, и живо поправила рубашку. Я позволил себе некоторые вольности, но, к моему удивлению, она так защищалась, что я сделал более энергичные попытки. Она сопротивлялась и тихонько умоляла меня уйти; но эти просьбы, которые могли быть одним притворством, только усилили мою смелость и заставили подумать, что малютке все это не впервые. Так что я хотел живее кончить дело. Тогда-то она и принялась кричать и звать на помощь. Эти крики, вместо того чтобы охладить меня, еще больше воспламенили. Я схватил ее, она отбивалась, наконец вырвалась и принялась бегать по комнате. Пришлось вдоволь погоняться за ней. Наконец я схватил ее за рубашку, и мы упали на постель. Она всерьез звала на помощь. Что делать, сударь, я сдавил ей горло. Мало-помалу она переставала защищаться, я прижал ее тело своим. Она смотрела на меня расширенными глазами. Что за мгновенье, сударь! Я чувствовал, как она подо мною тает, как сам на ней таю; но, по мере того как я проникал в нее всем существом своего греха, мне показалось, что лицо у нее на глазах меняется и делается ужасным. Прямо физиономия дьявола, сударь, и этот дьявол был тем, что жил внутри меня и показывался мне во всей своей неприглядности; в жилах своих я ощутил адский огонь, пылающим водоемом и пламенной струей которого я становился.
Имя Анри де Ренье (1864—1936), пользующегося всемирной и заслуженной славой, недостаточно оценено у нас за неимением полного художественного перевода его произведений.Тонкий мастер стиля, выразитель глубоких и острых человеческих чувств, в своих романах он описывает утонченные психологические и эротические ситуации, доведя до совершенства направление в литературе братьев Гонкуров.Творчество Анри де Ренье привлекало внимание выдающихся людей. Не случайно его романы переводили такие известные русские писатели, как Федор Соллогуб, Макс Волошин, Вс.
Романы о любви, о первой страсти, что вспыхивает в человеке подобно пламени. Но любовь — чувство особенное, и пути ее разнообразны. Поэтому, хотя сюжетно романы и похожи между собой, в каждом из них столько нюансов и оттенков, столько пленительного очарования, что они способны доставить истинное эстетическое наслаждение современному читателю.
Наиболее значительный из французских писателей второй половины XIX века, Анри де Ренье может быть назван одним из самых крупных мастеров слова, каких знает мировая литература. Произведения его не только способны доставить высокое эстетичное наслаждение современному читателю, но и являются образцом того, как можно и должно художественно творить.Перевод с французского под общей редакцией М. А. Кузмина, А. А. Смирнова и Фед. Сологуба.
Романы о любви, о первой страсти, что вспыхивает в человеке подобно пламени. Но любовь — чувство особенное, и пути ее разнообразны. Поэтому, хотя сюжетно романы и похожи между собой, в каждом из них столько нюансов и оттенков, столько пленительного очарования, что они способны доставить истинное эстетическое наслаждение современному читателю.
Спокойный ритм, пастельные тона, бодрящий морской воздух… да, пожалуй, «Амфисбена» — самый светлый роман де Ренье.В романе «Ромэна Мирмо» — все иначе: он подобен темному красному вину, такой же терпкий и обжигающий; его ритм — тревожные, глухие удары тамбурина; его краски — краски огненного заката.Но объединяет эти романы одно: тщетность человеческих усилий в борьбе с таким могущественным противником, как Любовь.
РЕНЬЕ (Regnier), Анри Франсуа Жозеф де [псевд. — Гюг Виньи (Hugues Vignix); 28. XII. 1864, Он-флер (департамент Кальвадос), — 23. V. 1936, Париж] — франц. поэт. С 1911 — член Франц. академии. Происходил из обедневшего дворянского рода. Обучался в парижском коллеже. С сер. 80-х гг. Р. вошел в круг молодых писателей, образовавших школу символизма, был завсегдатаем «лит. вторников» вождя школы С. Малларме, к-рый оказал на него влияние. В течение 10 лет выступал в печати как поэт, впоследствии публиковал также романы, рассказы, критич.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.