Встреча выпускников - [20]

Переведённые в более низкую лигу за дальний стол Холла, сидели полдюжины сегодняшних студенток, задержавшиеся в Оксфорде для сдачи устного экзамена. Они непрерывно лепетали о чём-то между собой, довольно открыто игнорируя вторжение в их колледж всех этих странных старых чудаков, которыми и сами станут через десять, двадцать или тридцать лет. Они были ужасно плохо одеты, по мнению Харриет, и имели помятый вид, как всегда бывает в конце семестра. Была странная, светленькая девушка с застенчивым лицом, бледными глазами и беспокойными пальцами, а рядом с ней прекрасная брюнетка с лицом, ради которого мужчины могли бы брать крепости, если бы в нём было хоть что-то живое, была застенчивая и какая-то незавершённая молодая девушка с ужасным макияжем, чей вид говорил о желании покорять сердца и полном отсутствии результатов, и, самая интересная из группы, девушка с лицом как бушующее пламя, которая была одета невыносимо неправильно, но которая однажды несомненно станет властительницей дум, на счастье или на беду. Остальные были неописуемы и едва различимыми, а неописуемых людей, подумала Харриет, труднее всего анализировать. Вам кажется, что их и нет… и вдруг ба-бах! Что-то совершенно неожиданное взрывается, как глубинная бомба, и оставляет вас, удивлённую, собирать странные плавающие обломки.

Итак, Холл кипел, а скауты спокойно выглядывали из служебных окошек. «Что же они думают о нас всех, только Бог знает», — подумала Харриет.

— Ты обдумываешь исключительно запутанное убийство? — раздался в ухе требовательный голос Фиби. — Или решение трудного алиби? Я три раза просила передать графинчик с уксусом.

— Извини, — сказала Харриет, делая то, что от неё требовали. — Я размышляла о невозможности понять что-либо по выражению лица. — Она колебалась и уже собралась рассказать Фиби о неприятном рисунке, но её подруга задала какой-то другой вопрос, и момент был упущен. Но эпизод вывел её из себя и не давал успокоиться. Позже в этот день, проходя через пустой Холл, она остановилась, чтобы посмотреть на портрет  Мэри, графини Шрусбери, в честь которой и был основан колледж. Живопись была хорошей современной копией с оригинала, находящегося в Колледже Святого Иоанна в Кембридже, и необычное волевое лицо с брезгливым ртом и непрямым, скрытным взглядом, излучало для неё необъяснимое обаяние даже в студенческие дни, время, когда портреты давно умерших знаменитостей, выставленные в общественных местах, удостаиваются большему количеству саркастических комментариев, чем высоких и почтительных оценок. Она не знала и никогда не стремилась узнать, как колледжу Шрусбери удалось заполучить такую зловещую покровительницу. Её мать, Бесс, дочь Хардвика, действительно славилась умом, но была чем-то вроде домашнего деспота, с которой не могли сладить собственные мужчины и которую не смог запугать Тауэр; она хранила высокомерное молчание перед Тайным Советом, была упрямым бунтарём, верным другом, непримиримым врагом и леди, славящейся грубостью даже в те времена, когда очень немногие рты можно было упрекнуть в сладкоречии. Она, казалось, была воплощением каждого вызывающего тревогу качества, которое обычно приписывают образованной и развитой женщине. Её муж, «великий и славный граф Шрусбери», купил внутренний мир за некоторую цену, потому что, как сказал Бэкон, «есть нечто более великое, чем он, и это леди Шрусбери». А это, конечно, одна из самых ужасных вещей, которая может быть сказана про другого. Для матримониальной кампании по мисс Шустер-Слатт ситуация складывалась крайне неблагоприятно, поскольку правило гласило, что великая женщина или должна умереть незамужней, к разочарованию мисс Шустер-Слатт, или найти в мужья ещё более великого человека. Это значительно ограничивало выбор великой женщины, поскольку, хотя мир, конечно же, изобиловал великими людьми, в нём имелось гораздо больше мужчин посредственных и банальных. С другой стороны, великий мужчина мог жениться на той, кто ему нравился, не будучи ограниченным в выборе только великими женщинами — на самом деле часто считалось сентиментальным и похвальным, чтобы он выбрал женщину, лишённую даже намёков на величие.

«Хотя, конечно, — напомнила себе Харриет, — женщина может достигнуть величия или, во всяком случае, большой славы, будучи просто замечательной женой и матерью, как мать Гракхов, тогда как мужчин, которые достигли большой славы, будучи преданными мужьями и отцами, можно пересчитать на пальцах одной руки. Карл I был неудачным королем, но замечательным семьянином. Однако вы вряд ли классифицировали бы его как одного из самых великих отцов в мире, и его дети не были слишком избалованы успехами. Вот это да! Быть великим отцом — или очень трудная, или плохо вознаграждаемая профессия. Везде, где бы вы ни находили великого человека, вы обнаружите великую мать или великую жену, поддерживающую его, или, по крайней мере, так говорят они сами. Интересно было бы узнать, за сколькими великими женщинами стояли великие отцы и мужья. Интересная тема для диссертации. Элизабет Барретт? Ну, у неё был великий муж, но он был великим и, так сказать, сам по себе. Барретт точно не подходит. Бронте? Ну, едва ли. Королева Елизавета? У неё был замечательный отец, но преданная услужливость по отношению к дочерям едва ли была его главной чертой. И дочь оказалась настолько безрассудной, что не вышла замуж. Королева Виктория? Вы могли бы сделать многое из бедного Альберта, но не смогли сделать многого с Герцогом Кентом».