Встреча - [6]

Все трое погрузились в тягостное молчание.

Артур пытался успокоиться и отвлечься, чтобы мыслить здраво. Его собственная версия, высказанная в запале спора, через минуту уже казалось ему самому смешной и даже нелепой. И вдруг ему припомнилось видение в тот вечер у входной двери в дом.

«Кто она? — вернулся к преследовавшему его вопросу молодой человек, пораженный фатальной красотой беломраморного лица таинственной незнакомки, выскользнувшей из дома покойного отца, — Ведь этого не может быть, чтобы она… убила! Такое небесное создание и Смерть!? Не совместимо! Но… может быть, она-то и была посланницей Смерти!? Как прекрасно, наверное, увидеть Смерть в столь милом, завораживающем, усыпляющем, одурманивающем образе! Увидеть и умереть! И, однако, кто она?..»

— Мне кажется, — после продолжительной паузы, продолжила Анна Львовна,— Артур чего-то не договаривает. Он что-то знает, чего не знаем мы и молчит. Не так, Артур?»

Артур с Генрихом переглянулись и с удивлением обратили взоры на сестру.

Её лицо было напряжено, но спокойно, тем самым покоем утверждающим её полную правоту. Анна Львовна унаследовала от отца холодный аналитический ум. Её нельзя было назвать жестокой, но зачастую жесткой.

— Что ж,— после некоторого раздумья произнесла Анна Львовна,— у Льва Давидовича был ещё один доктор… докторша… кроме меня. Она ему ставила диагнозы и выдавала справки для любой надобности, как остроумно предположил Артур, обвиняя меня в этой роли.

— Поясни,— скрестил на груди руки Генрих Львович и поджал губы, демонстрируя обиду на сестру за сокрытие сего неожиданно странного факта.

Генрих Львович, как раз обладал душой добрейшей и ранимой, и в меньшей степени аналитическими способностями и необходимой в жизни твердостью, вероятно, поэтому и занимался как адвокат деловыми договорами и нотариальными бумагами.

— О, как ты плохо знал своего хитроумного старика! Это был двуликий Янус! Он не жил! Он играл в жизнь, он играл с жизнью! — в её голосе отчетливо звучало раздражение.

— Ты хочешь сказать, что…

— Именно, — резко оборвала его сестра,— Он всю свою жизнь вёл двойную жизнь, тайную от всех нас. Мне порою казалось, что он и сам не знал, в какой жизни он живет. А почему он дал нам такие заморские имена? Генрих, Артур, Анна!? Да из-за вечных своих детских несбывшихся фантазий. Он и до последних дней любил представлять себя не тем, кем он есть!

— Значит, папаша был совершенно здоров и только играл мнимого больного?! И ты знала об этом и скрывала от меня! Но хорошо, оставим это пока… Но скажи-ка, дорогая сестрица, а для чего ему понадобилось разыгрывать этот спектакль с собственной смертью? Или и тут он перехитрил всех и не умер?

— Это я тоже хочу узнать.

9

Лев Давидович возлежал, точно римский патриций, на своей широкой постели, в тонкой батистовой ночной рубахе, опираясь на правую руку, в то время как в левой он изящно держал бокал с золотым «Моэ и Шандон». Рядом с ним полулежала нимфа лет двадцати трех по имени Екатерина Исаевна, одетая, если можно так определить , в скромный фартучек, едва скрывавший лобок. На ногах нимфы были натянуты белые гольфики, и белые же туфельки на каблучке, точно как у гимназистки младшего класса.

— То лето изменило, пожалуй, всю мою жизнь,— начал Лев Давидович,— Трудно, впрочем, быть уверенным, что оно изменило именно Всю жизнь, ибо жизнь моя никогда не была прожита дважды. А интересно бы… Но, я уверен, повлияло на моё поведение в последующие годы. Лето это чудесная пора, особенно когда тебе девятнадцать. После первого курса юридического факультета я в одиночестве отправился на курорты Черного моря. В то время, как и большинство граждан Державы социализма, я был в свои лета достаточно скромен, сдержан и даже, можно сказать весьма скован в одном известном смысле. Но тем летом юный пуританин познал другую, вовсе не пуританскую сторону жизни и продал душу и тело Дьяволу без колебаний.

Нимфа подсела совсем близко и облокотилась о бедро патриция, томно отпив глоточек из бокала с шампанским. Лев Давидович продолжил, чуть приподняв свой бокал в её честь.

— Пляж находился в пяти шагах от дома, где я снимал комнату. Другие снимали койку за рубль и полтора, но я мог позволить себе снять целую комнату. По утрам на горячую гальку расстилалось махровое полотенце, и пляжник укладывался на него, подставляя южному солнцу все части своего бледного и дряблого тела. Впрочем, назвать моё тело дряблым в те годы было нельзя. Я с раннего детства занимался борьбой, главным образом из-за одной девочки, которую страстно мечтал увлечь собою чуть ли не с первого класса. Но я безумно стеснялся даже приблизиться к ней! Это стеснение, этот отрицательный заряд пуританской энергии преследовал меня всё детство, всю школу, весь первый курс университета, вплоть до того знаменательного лета, когда я вкусил запретный плод и был изгнан из Рая и пал ниц перед земным, простым и самым человеческим плотским соблазном.

Я уже три дня жарился на солнце и вполне прилично загорел, точнее, покраснел, как появилась Она! Вернее их было три грации. Светлана, Надя и Марина. Марина дочь Нади, молодая очень симпатичная девушка двадцати лет, волочившая правую ножку, следствие полиомиелита. Её матушке было около сорока, и в мои годы она мне показалась бабушкой, хотя выглядела очень привлекательно — крупная красивая грудь, чуть полноватое, но весьма стройное пропорциональное тело и милое улыбчивое лицо. Светлана же являла собой молодую двадцатитрехлетнюю хищницу с длинными ногами маленькой грудью и нахальным, манящим взглядом. Она носила чрезвычайно короткие юбки и её смеющиеся светлые глаза беспрестанно искали в толпе подходящую мужскую особь. Она, естественно, первая обратила на меня внимание. На пляже она расстилала своё полотенце подле моего. Следовала за мной всякий раз в воду, когда я решал, что пора окунуться. У меня и в голове не было ничего такого, что бы связывало меня с ней. Я не видел в ней женщины, желающей разделить со мной сексуальные утехи, но только смешливую девчонку, приятного товарища по времяпрепровождению. Но однажды, вынырнув на поверхность воды в очередной раз нашего совместного купания она жалобно позвала:»Левушка! Лёвушка! Помоги!» Я обернулся и увидел, что лифчик её купальника расстегнулся, и она пытается его поймать в воде одной рукой, в то время как другою прикрывает свою обнаженную грудь. Я тут же нырнул и подхватил лифчик. Тогда же я впервые увидел белую со светло коричневыми сосками женскую грудь очень близко от своих глаз, носа и губ. Она нарочно обняла меня, сильно прижимая моё лицо к своей груди. О! Это был миг безумного волнения! Я пытался сопротивляться, но природа молодого организма победила пуританскую ментальность, и я вдруг расслабился и отдался на волю своей обольстительницы. Она потянула меня из воды на берег, чтобы потом увести в свою комнату, но я не мог выйти из воды — плавки мои распирал необыкновенно восставший детородный орган! Она рассмеялась и предложила идти строго за ней нога в ногу. Это выглядело смешно. Я краснел и потел, проходя мимо пляжников, которые все как один, казалось мне, только и смотрят на мой разбухший член.