Встреча - [14]

― Нет, но всё это можно проверить. Но знаете, я ведь и в участок никого не приглашаю, а именно в особняке покойного веду дело.

― Но где же юридическое основание для начала расследования? Поступила жалоба о подозрении в убийстве старика?

― Вы хотите сказать, что я веду следствие незаконно?

― Именно противозаконно. И если у этой семьи есть хороший адвокат, он сможет сделать вам большие неприятности. Самоуправство, злоупотребление, даже попытка вымогательства.

― Да, что вы? Хотя сегодня, конечно, с нашим–то либерализмом…

― И хорошо, что так. Законность должна преобладать.

― Но не для преступников.

― Для всех. Иначе руби головы неверным. Не этого же вы хотите.

― Семантика, Юрий Иванович. Всё дело в определении кого назвать неверным, а кого предателем.

― Мы с вами соскальзываем на политику.

― А почему бы не поговорить и о политике? Сегодня у нас свобода. Правительство избранное, парламент избранный, пресса свободная, язык и то свободный, открытый для всякой грязи! Вон как русский язык испоганили. Драйвер, шейкер, тостер, финишно, секонд хенд, тьфу! А эти провайдер, продюсер, ноутбук?

― Да всегда такое было.

― При советской власти больше заботились о чистоте русской речи.

― А вы, Андрей Степанович, разве не пользуетесь иностранными словами в вашей собственной речи?

― Да нет. Стараюсь избегать.

― А газетой не пользуетесь? Митинги не посещаете? Жюри не видели? Штраф не платили? А лифтом не пользуетесь? Или называете его самоподымалщик? А футбол вы любите?

― Ну, разумеется. «Зенит» моя команда!

― Ну, так оба эти слова, и футбол и «Зенит», иностранные, Андрей Степанович.

― Ну, эти слова спокон веков в русском. А вы, я вижу, Юрий Иванович, лингвист! Ужасно интересно с вами, ужасно!

―Да какой там лингвист, просто любознательный человек.

― Ну и отлично. Значит, говорите, нет у меня юридической основы для начала уголовного дела? А нюху своему, интуиции своей, вы верите? Без этого в нашей специальности никак нельзя.

― Без фактов нельзя. Без неопровержимых улик нельзя. А нюх дело не надежное. Он ведь и обмануть может, особенно если нос заложен.

― А вы шутник, Юрий Иванович!

― А вот сохранение здорового общества зависит от соблюдения основ законности. Это я уже без шуток вам говорю, Андрей Степанович.

― Спасибо вам за урок демократии, Юрий Иванович. Доброй вам ночи.

― И вам, всего наилучшего.

Они распрощались у дверей. На улице полицейский следователь снова обернулся на окна квартиры во втором этаже и снова обратил внимание на вывеску «Филин» в первом.

― А он не прост этот Филин Иванович.

19

Генрих Львович снял теплое пальто с бобровым воротником и повесил на вешалке в прихожей квартиры сестры. Анна Львовна поставила перед ним домашние тапочки и он переобулся.

― Проходи, Генрих, мы ждали тебя с ужином. Григорий угощай гостя,– обратилась Анна Львовна к мужу.

Инженер Озеров Григорий Павлович , муж Анны Львовны, был весьма представительным мужчиной, с густой русой шевелюрой и холеным лицом. Он говорил баритоном, красиво выговаривая каждое слово, точно диктор на радио.

― Так что ж тут угощать, чай не чужой, Генрих, дай я тебе нашей наливочки вишневой налью. Прелесть, собственного изготовления. И вот салатик бери…

― Ну, за успех мероприятия!

― Какого?

― Ну, этого… с наследством…

― Да, ситуация пиковая. Аня, почему ты так на Артура бочку катишь? – обратился к ней брат.

― Мне кажется, он что–то знает и скрывает.

― Неужели ты думаешь, что он мог…

― Нет. Не он убил.

― Ты сказала, УБИЛ? Аня? Ты подозреваешь кого–то? – встрепенулся Григорий Павлович.

― Послушайте, я ничего не знаю, кроме того, что наш отец действительно жил двойной жизнью. Для чего это ему было надо и почему, я не могу понять, но то, что он мог позволить себе любые условия бытия я знаю однозначно.

― Положим, что мог, но для чего скрывать от нас и всего мира своё здоровье, свою силу, свою значимость, наконец! Ведь он же слыл за лучшего эксперта по алмазам и другим драгоценным камням. И всё это официально! – Генрих Львович от переполнявших его переживаний взмахнул рукою и сбил хрустальную рюмку с густой вишневой наливкой. Она потекла по белой скатерти, точно густая кровь.

― Кровь… течет словно кровь… Прости Аня! – Генрих очень разволновался.

― Ну, ну, Генрих, надеюсь, ты далек от всяких суеверий и мистики,– подбодрил его Григорий Павлович.

Он поднялся, принес из кухни салфетки и промокнул скатерть. Потом сел и снова налил всем.

― Я другого не понимаю, дорогие мои,– продолжил он, после выпитой рюмки,– на каком юридическом основании этот следователь начал расследование? Вы что пожаловались в полицию?

– Нет, только уведомили, как и полагается.

― Или заявили, что есть некое подозрение в насильственной смерти?

― Что с тобой, Гриша, не приведи Бог!

― Так что тогда? Что ни будь пропало?

― Генрих, а ведь Григорий прав! Ничего не пропало, и никто заявлений в полицию не подавал, – вступила Анна Львовна,– Почему это он нас допрашивает, а мы как бараны отвечаем ему и даже боимся его?

― Честное слово, не понимаю! Чепуха какая-то! Ведь действительно не было никаких жалоб … и не было повода для начала следствия… Черт возьми! Как я сразу не подумал?