Встреча с границей - [31]

— Сам не знаю, откуда взялась у меня выдержка, — говорил потом унтер-офицер. — Вижу, прет как черт, прет прямо на меня, на мой пост, а я себе стою...

Он еще не знал тогда, что случай с виллисом только репетиция. Американцы ведь располагают и более грозной техникой. Нe прошел виллис, пройдет танк.

И они вывели на Фридрихштрассе танки. Гроссман, унтер-офицер Ленц и еще двое пограничников дежурили у контрольного пункта. Западноберлинская часть улицы, как всегда в последние дни, была забита толпами зевак. Ни на минуту не отлучались и фоторепортеры. Свое «оружие» они держали наготове: авось случится что-нибудь необычное, сенсационное. Из толпы доносились выкрики фашистских молодчиков. Они то горланили реваншистские песни, то дико свистали и визжали. За всем этим не легко было вовремя расслышать лязг танковых гусениц. А когда толпа неожиданно расступилась, прижимаясь к домам по обе стороны улицы, Ленц и его товарищи увидели танк.

Пограничники недоуменно переглянулись и затем, как по команде, сделали несколько шагов вперед. Они остановились у самой черты, выровняв по ней свою малочисленную шеренгу. Дружно защелкали фотоаппараты. Кто-то оглушающе резко свистнул, но его никто не поддержал; на улице вдруг воцарилась непривычная здесь тишина. Лязг металла слышался все отчетливей. Лязг этот нарастал приближаясь. Тяжелые траки восьми танков с грохотом падали на асфальт, подминая под себя улицу. Длинный ствол танковой пушки с белыми поперечными кольцами, казалось, летел по воздуху.

Толпа, прижавшаяся к стенам домов, теперь уже смотрела только на пограничников. Ленц видел широко раскрытые рты, горящие от любопытства и удовольствия глаза. Видел и никак не мог понять, что нужно этим людям, чего они ждут с таким нетерпением?

Потом он снова перевел взгляд на стальную махину, приближавшуюся с прежней скоростью. Расстояние сокращалось каждую секунду. Под ногами мелко и неприятно дрожала земля. Лицо опахнуло не по-осеннему теплым ветром. Где-то в толпе испуганно вскрикнул ребенок. Четверо у черты стояли не шевелясь, точно их ноги были прикованы к асфальту. Они даже ни разу не переглянулись. Ленц чувствовал, как все громче стучит сердце, как от напряжения наливается кровью лицо. Ему становилось жарко. Неужели это все? Неужели посмеют? Только бы не сдали нервы, только бы устоять. В свои двадцать четыре года, из которых последние три он провел на границе, а до того работал пекарем в Мекленбурге, ему еще ни разу не доводилось испытывать ничего подобного.

Четверо по-прежнему стояли рядом. Сквозь узкую щель разглядывал их танкист. Он был уверен: еще немного, и всех четверых как ветром сдует. Танки пройдут через границу, доказав тем самым, что ее не существует.

Оставались считанные метры до пограничной черты. Танкист уже не видел ее — она находилась в мертвом пространстве. Но зато ему отлично видны были солдаты, их спокойные, без тени страха лица. И это спокойствие поразило его. Ему самому вдруг стало страшно. Не потому, что подсказали разум и совесть, нет, только из-за этого охватившего все его тело чувства танкист выжал сцепление и рванул тормозной рычаг на себя. Гусеницы с диким скрежетом, словно сведенные внезапной судорогой, вцепились в асфальт, машина по инерции клюнула носом, тяжело, всей многотонной массой вздрогнула и остановилась. Только теперь Ленц опустил глаза. От белой черты до танка оставалось не больше метра...

— Мы сперва смотрели на все очень спокойно, — рассказывает унтер-офицер Ленц. Он сидит рядом с командиром своего взвода, ничем особенным не выделяясь среди других собравшихся на контрольном пункте пограничников. Рост у него скромный, лицо худощавое, голос приглушенный. И тем не менее в нем сразу же ощущаешь ту внутреннюю силу, которая помогла ему выстоять в неравной схватке.

— А когда танк устремился на нас, — продолжает Ленц, — стало не по себе. Конечно, зачем приукрашивать? Но мы, не сговариваясь, приняли одно решение. Мы думали о том, что в этот час сохранение мира зависит от нашей выдержки. И сам я мысленно сказал себе: «Будь достаточно мудр, не отступай отсюда! Ты не одинок, за тобой — наши войска, наш народ, Советская Армия, за тобой — весь социалистический лагерь». Вот когда я так сказал себе, вроде стало легче, и нервы из-под контроля не вышли... Ну, а уж после того, как танк остановился, первым моим желанием было, если говорить откровенно, дать этому танкисту по морде. Провокатор он, а не солдат. И — трус при этом...

Пограничники говорят, что такой стиль характерен для всех провокаций с Запада. Как-то в один из трудных дней подошли сюда для порядка наши машины. Здесь же, на Фридрихштрассе. По ту сторону черты — американские, по эту — наши. Лицом к лицу. Среди ночи американским солдатам спать захотелось. Вытащили они на верх машин спальные мешки, расположились как дома, а наши ребята решили в это время прогреть моторы. Надо было видеть, как американцы выпрыгивали из своих мешков!

— Для нас это было пробным камнем, — добавляет командир взвода Хиттманн. — Мы убедились тогда, у кого крепче нервы.

— Здесь очень часто вспоминают о нервах. Вероятно, не случайно?