Встреча - [210]

Вот чего он уже достиг к началу восьминедельного срока. Он понимал теперь, что его гипотеза правильна: не поэт, а только его вымышленное имя умерло героической смертью, он же сам продолжал жить, отрекшись от прошлого, под унаследованным именем. Не хватало только доказательств.

Плохо то, что род фон Массовов был широко разветвленным и иные следы после множества затраченных Пётчем усилий оказались ложными; они увлекли его даже в Польшу, где компетентные архивариусы посоветовали ему, что нужно искать в Берлине. Там он снова продвинулся на один шаг. Он установил, где 14 ноября 1820 года похоронили вице-президента В.Ц.К. Он уже видел мысленно, как через несколько минут будет стоять перед могилой, плита на которой, может быть, даже решит загадку трех букв, и, сориентировавшись по городскому плану, взял такси. Прошло действительно всего несколько минут — и он очутился перед стеной, более высокой, чем обычные кладбищенские стены. Ворот в ней не было, равно как и учреждения, готового хотя бы принять заявку. То, в которое он обратился, не поняло его. Он не хочет в Западный Берлин, заверял он снова и снова, он хочет только осмотреть одну могилу, которая, если она еще существует, принадлежит государству, чьим гражданином и он является, но кладбище, к сожалению, отгородили, из соображений безопасности, да, конечно, он ведь не против, он заверяет, что не угрожает безопасности. Присущая ему настойчивость привела его наконец к офицеру, готовому выслушать его, даже понять, но помочь и он не мог, зато охотно дал совет. Если успеха вообще возможно добиться, то только официальным путем, сказал он. Пётч должен подать заявление в тот орган, для которого он ведет розыск, заявление будет рассматриваться обоими соответствующими министерствами, это продлится долго и, вполне возможно, ни к чему не приведет, но другого пути нет. Пётч заявил, что он и есть тот самый орган, чем навлек на себя подозрения, и перестал настаивать. Просмотр книг о немецких кладбищах стоил ему нескольких дней. И ни к чему не привел.

Эти и подобные им разочарования и радости заполнили его отпуск, вечера, выходные дни, праздничные дни. К работе в школе он относился теперь легкомысленно, это значит: усевшись по окончании занятий на свой велосипед, он тут же выбрасывал школьные дела из головы. Дело дошло до того, что он чуть не забыл предупредить директора о своем уходе.

Узнав от мужа, что директор, как и следовало ожидать, отнесся к запланированному бегству из школы не только неодобрительно, но наотрез отказался отпустить Пётча, Элька ничего не сказала, но в ней зародились надежды, которые уже на следующий день пришлось похоронить. Пётч не пытался проломить крепкие решетки народного образования, он попросту обошел их, он поднял не бурю, а трубку телефона, и завертелся круг телефонных переговоров, захвативший одного профессора, одного министра по имени Фриц, двух государственных секретарей и одного окружного инспектора народного образования и закончившийся там, где начался, то есть в Липросе. Рассказывая об успехе, Пётч упомянул о каком-то «проводе» наверх, и Элька справедливо сочла, что ему не к лицу перенимать речевые обороты профессора Менцеля.

Все это дало Пётчу возможность выиграть время. Мысль, пришедшая ему ночью, отняла в эти дни у него много часов. Речь шла о самом простом и легком: надо просмотреть библиографии и каталоги и поискать, нет ли там книг этого Массова. Он нашел их, причем действительно только (как сейчас все сходилось!) за период 1815–1820, и удивительно много — целых семь, пусть лишь брошюр, к тому же в последней из них были указаны должности автора и развернутое наименование места его службы. Загадочное В.Ц.К. расшифровывалось как Высшая Цензурная Коллегия. Пётч не заметил комичности, заключенной в этом открытии, и прошло немало времени, прежде чем он понял, что перерождение этого человека и его творчества отражало все злополучное развитие тех лет. Ибо политические брошюры Массова соответствовали его должности. Явственно, хотя и не громогласно, «бранденбургский якобинец» отказался от своей юношеской прогрессивности и теперь самым отвратительным образом предавал бунтующих студентов, клеймя их якобинцами.

В связи с этими сочинениями, которые подкрепляли гипотезы Пётча, но доказательств не давали, он получил (было уже начало июня) один важный документ из местности, куда он однажды писал, но ни на что не рассчитывал. Некий старик по имени Альфонс Лепетит прислал из Люнебургской пустоши письмо с двойной франкировкой, которое находилось в пути дольше, чем если бы шло морским путем из Австралии; оно содержало фотокопию некролога на смерть вице-президента Массова. Несколько десятилетий назад Лепетит защитил диссертацию на тему «Вильгельм Гумбольдт и Карлсбадские постановления 1819», Пётч читал эту диссертацию и запросил доктора: встречалось ли ему имя цензора Массова. Встречалось, и Лепетит, ставший тем временем пишущим пенсионером, заинтересовался познаниями Пётча о Массове — в связи с подготовкой сборника под названием «Реставрация в Германии». «Можно ли в нем напечататься?» — спросил Пётч, но безответно, поскольку спросил лишь самого себя и Эльку. Его письмо в Пустошь содержало много вопросов и примечание (продиктованное осторожностью), что его исследование проблемы Шведенов — Массов еще не закончено.