Встреча чумы с холерою, или Внезапное уничтожение замыслов человеческих - [3]

— Скудоумов! — сказал Кручинин. — Надежда на Бога не посрамит; Царь Праведный спасет и народ свой.

Незнакомец подал Скудоумову еще стихи следующего содержания:

НЕУМОЛИМЫЙ КРЕДИТОР ПОХИЩАЕТСЯ ХОЛЕРОЮ, СТИХОТВОРЧЕСКАЯ ПОВЕСТЬ

«Что, жена моя любезная,

Что ты очень призадумалась.

Продадим мы что-нибудь с тобой,

И накормим малых детушек.

Третий день и я брожу,

Умоляю человечество,

Умоляю я о помощи;

Но где ныне человечество?

Но где ныне сострадание?»

Несчастливец тут, заплакавши,

Руки поднял к небу светлому.

«Воля Божья! не тужи, супруг, —

Отвечала жена милая.

— Вот кольцо есть обручальное,

От всего, что нам осталося.

Продадим его, и детушки

Будут сыты, будут веселы;

А кредитор в доме каменном

Нужд не знает, подождет на нас.

Ста три тысяч в обороте есть,

А на нас не боле ста рублей».

Лишь промолвила — старик седой

К беднякам идет с угрозою.

«Сроку три дня — а не более:

Сто рублей мне ныне надобны».

Слезы градом покатилися

Из очей супругов, в бедности.

Три дни скоро миновалися,

И седой старик опять пришел;

Несчастливца он ведет с собой,

Угрожает он темницею.

«Ах! последнее имущество

Я в залог теперь отдам тебе.

Книга вот, где Слово Божие,

Радость твари всей, написано.

Не хотел я расставаться с ней;

День и ночь читал я сам его;

Поучал ему детей своих

В серебре она оправлена».

«Мне не книга дорога твоя;

Серебро на ней мне дорого».

Так был ответ, и переплет рукой

Он дрожащей вырывает вон.

Книгу отдал несчастливцу он,

С серебром стопой сам медленной

Подвигался к дому каменну.

Вдруг качается старик седой,

Точит пену клубом изо рту.

Впали очи — руки скорчились,

И язык его, промолвивший,

Что не чтит он Слова Вечного,

Серебро лишь ценит дорого,

Вышел вон, и старца лютого

Потащили в дом не каменный;

Потащили, ах! в сыру землю.

От могилы не откупишься.

А что будет за могилою,

То гласит нам Слово Божие:

Тамо червь неусыпаемый,

Тамо огнь неугасаемый

Всем, кто не был милосердым здесь!

ОЙ! БОЮСЬ, НЕ ПОСАДИЛИ БЫ В КОЛЫМАГУ; НЕ НАДОБНО ХОЛЕРЫ, НЕ ХОТИМ ЛЕКАРЕЙ

— Вот как гибнут человеческие намерения! — вскричал незнакомец и замолчал. — Видно, буди благочестив, уповай на Бога, люби Его всем сердцем, есть вернейший рецепт в сей жизни против болезней, а в будущей путь к вечному блаженству.

На дороге к хате дяди Власа увидели Чухломцы странней анекдот. Двое пьяных поссорились, из коих один закричал: «Я Холера!», другой же, не говоря, ударил его так сильно, что он упал на землю, и сказал: «А я Доктор. Вот видишь, и Доктор может побеждать Холеру».

— Справедливо, — сказал Кручинин. — Божия помощь необходима; но и человеческими предосторожностями пренебрегать не надлежит.

— Поедем-ка, брат, домой, — вскричал Скудоумов, — видно, Чума и Холера одна другой стоит; а я тебе сказываю, что я обеих боюсь. Поглядел бы, брат, я, как-то теперь поживает описатель наших деяний; не дрожит ли его ретивое сердце от ужаса, когда люди, как говорят, платят по двадцати рублей за четверик чесноку, и когда у него не на что купить и одной чесноковки. Правду сказать, пусть для него люди курят можжевельником, пусть чесноком наполняют комнаты, пусть усыпают известью полы, пусть приносят хлориновую воду; ему заботиться не о чем; ибо я слышал, что у него нет ни кола, ни двора, ни перегороды; окуривать нечего; а написано у него, как я слышал, на одной стене: Буди благочестив, уповай на Бога; а на другой: Memento mori. Боится только он одного, а именно: так как он, приходя иногда из гостей, припадает; так не подумали бы, что это Холера, и, посадя в колымагу, не отвезли бы в больницу.

— Чего доброго! Натвердили и наладили: Cholera morbus! Cholera morbus! а что такое за morbus? Вот это для господ младенчествующих в Медицине и задача! Спасибо! не надоел белый свет. Нет, Скудоумов, уберемся-ка, брат, задобро; а то ты любишь братиньки пивка, да настоечки, и тебя бы не отправили в лечебницу и не закричали: Cholera morbus!

Скудоумов, ничего не говоря вожатаю своему, приказал запрягать лошадей и тотчас выехали за заставу. По тому остановились и закричали в один голос:

— Не хотим Холеры! Не хотим Холеры!

КОНЕЦ.

Текст публикуется по первоизданию (М.: в Университетской тип., 1830; ценз. разрешение от 7 октября 1830 г.).

Орфография и пунктуация приближены к современным нормам.