Встать! Суд идет - [74]

— Я сказала неправду, — продолжала Харчева, вытирая платком глаза. — Но я не могу больше. Я должна, я обязана рассказать все, как было, потому что из-за меня честного человека Кошелева стали подозревать. А ведь то, что рассказал вам Кошелев, — чистая правда. Козлов действительно отказался платить за проезд, ругался, а когда я сказала, что остановлю автобус, он начал бить меня ногой и кулаками…

— А почему же здесь, на суде, вы, Харчева, старались защитить Козлова? — спросила народная заседательница Ромова. — Почему пытались выгородить его?

— Я не собиралась защищать Козлова. Я сама прекрасно понимаю, что он хулиган.

Грошин опять предостерегающе поднес палец к губам.

— Нет, не буду я молчать. Понимаете, как произошло? Позавчера, часов в девять вечера, ко мне пришли Грошин и мать Козлова — Евдокия Семеновна. Вон она сидит в первом ряду. — Харчева указала на женщину в косынке и вдруг замолчала.

— Продолжайте, продолжайте, мы слушаем, — сказал судья.

— Так вот, пришли они ко мне. Мать Козлова в слезах. С Грошиным она, видимо, еще раньше переговорила. Вот Владимир, то есть Грошин, и стал выступать: понимаешь, говорит, конечно, Козлов перед тобой очень виноват, и уж как только освободят его, он придет и прямо на коленях будет извиняться. Ну, а сейчас мы должны ему помочь, выручить парня из беды. Сама, мол, знаешь, сейчас за хулиганство строго. Посадят. А он у матери единственный сын, а старуха — человек больной, сердце у нее плохое и еще двадцать четыре удовольствия. Мать Козлова, Евдокия Семеновна, в это время прямо слезами исходила. Посмотрела я на нее и жалко стало. А Грошин еще больше меня разжалобил, невеста, говорит у него есть, хорошая девушка. Они в следующее воскресенье хотели в ЗАГС идти, да видишь, как оно нескладно получилось. Мать Козлова мне уже чуть руки не целует. Я подумала да и говорю: ладно, я скажу на суде, что он это нечаянно сделал. Но ведь есть еще один свидетель. Он тоже уже согласился простить? Оказалось, что мать Козлова с Грошиным уже ходили к нему домой, и им сказали, что он в командировке и приедет не скоро. Вот и все, товарищи судьи. Мне стыдно, стыдно смотреть в глаза и Кошелеву, и вам, и всем.

Харчева вновь расплакалась.

Когда судебное следствие закончилось, судья предоставил слово прокурору для произнесения обвинительной речи. Прокурор начал с оценки общественной опасности, которую представляет собой хулиганство, а затем перешел к анализу доказательств. Виновность подсудимого теперь не вызывала у большинства присутствующих в зале никаких сомнений. Да, сидящий на скамье подсудимых Козлов — злостный хулиган, который должен быть лишен свободы. Ну а как быть со свидетелями, теми, кто, презрев свой гражданский долг и обязанность перед законом, лгали суду, пытались выгородить преступника?

Отвечая на этот, поставленный в обвинительной речи, вопрос, прокурор попросил суд возбудить в отношении их уголовное дело.

После этих слов присутствующие в зале суда, словно по команде, повернулись в сторону Грошина и Харчевой. Лица их были растерянными: такого исхода они никак не ожидали.

У Козлова оставалась последняя надежда — адвокат. Он посмотрел на него умоляющими глазами. Виктор Васильевич Вильнянский был квалифицированным, опытным защитником. И говорил прекрасно. Но несмотря на все его старания, облегчить участь подсудимого было трудно. Адвокат просил суд о снисхождении.

А когда суд предоставил Козлову последнее слово, он только и сказал:

— Прошу не лишать меня свободы.

Суд удалился на совещание для вынесения приговора.

Часа через полтора суд огласил приговор:

— «Руководствуясь статьями 301 и 303 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР, — громко и внятно читал судья, — суд приговорил Козлова Петра Григорьевича по статье 206 части второй Уголовного кодекса РСФСР к трем годам лишения свободы…»

Когда судья кончил чтение приговора, зал сразу оживился, кто-то спорил, что-то доказывал. Репортер захлопнул свой блокнот. Грошин застегнул молнию на своей спортивной куртке, махнул рукой и направился к выходу. Но судьи продолжали стоять. И когда Грошин был уже в дверях, он услышал, как в зале наступила тишина и судья стал читать новый документ. Он решил уйти, не слушать, здесь его больше ничего не интересовало, но вдруг громко произнесенная его фамилия заставила остановиться и выслушать последние слова судьи:

— «За дачу ложных показаний суд определил возбудить против Грошина Владимира Терентьевича и Харчевой Любови Сидоровны уголовное дело по статье 181 Уголовного кодекса РСФСР…»

Грошин так и окаменел в дверях. Только теперь он понял: суд согласился с мнением прокурора и вынес определение о возбуждении уголовного дела.

Предварительное следствие по делу Грошина и Харчевой длилось недолго.

На этот раз Грошин не пытался отрицать свою вину и выложил сразу всю правду на первом же допросе. Он рассказал, как Евдокия Семеновна Козлова, узнав, где живет Грошин, пришла к нему незадолго до суда. Она пригласила его к себе домой. Сначала Козлова говорила, что просто хочет узнать все подробности, чтобы передать их адвокату, которому это поможет при защите сына. Когда Грошин пришел к ней домой, то увидел богато накрытый стол.