Вспышка молнии за горой - [2]

Ту, что она,

Как ни странно,

Не в силах была

Услышать.

The Birds

День игры

Эта дамочка вечно ко мне цеплялась -

И то ей не так, и это…

«Кто спину тебе исцарапал?»

«Да без понятия, детка, наверно -

ты…»

«Спутался с новой шлюхой?!»

«Что за засос на шее?

Горячая, видно, девка!»

«Где? Детка, я ничего не вижу».

«Где?! Вот же! Слева – на шее,

Слева!

Видно, завел ты ее круто!»

«Чей у тебя номер записан

На спичечном коробке?»

«Что там за номер?»

«Вот этот вот! Телефонный!

И почерк – женский!»

«Да сдохнуть мне, если помню, откуда он взялся…»

«Вот позвоню сейчас – и проверю,

Да, позвоню!»

«Действуй давай».

«Нет, я порву его в клочья, номер этой мерзавки,

В клочья порву!»

«Ты трахался с нашей соседкой!

На нашей кровати!

Пока я была на работе!»

«Чего?»

«Мне другая соседка сказала! Сказала – она явилась

Прямо в нашу квартиру!»

«Ах, эта… она просто сахар

У нас одолжила».

«Сахар, как же! Ублюдок, ты ее трахал

Прямо у нас дома, прямо на нашей кровати,

На глазах у нашего пса!»

«Да она только сахар просила, она здесь

Пару минут пробыла».

«По-быстрому перепихнулись?!»

А потом я узнал – она трахалась с доставщиком пиццы

Прямо в его фургончике,

Трахалась с продавцом столовых приборов

В мужском туалете, у писсуара, .

В кабинке для инвалидов.

И было еще что-то такое с газовщиком -

Полагаю, минетик, не больше.

Она выставляла меня дураком,

Прикрывалась щитом своих обвинений -

А сама изменяла напропалую,

Чуть ли не каждый день.

А когда я припер ее к стенке, она

Ответила мне:

«И ЧТО?!»

Я ее выставил.

Мы из-за пса судились – выиграла она.

И когда молодая соседка снова зашла

Спросить сахарку,

Она задержалась подольше,

Чем на минутку-две…

Game Day

Газы

У бабки моей была большая проблема

С испусканием газов.

Она бывала у нас только по воскресеньям.

Садилась к обеду -

И испускала газы.

Она была очень толстой,

Ей было восемьдесят,

Любила большие стеклянные брошки -

Вот первое, что вы замечали,

Не считая, конечно, газов.

Она испускала газы,

Стоило только подать обед – громкими залпами

С перерывами где-то в минуту, Так -

Раза четыре иль пять,

Пока мы клали на тарелки печеный картофель,

Разливали подливу,

Резали мясо.

Никто не сказал ей ни слова,

Тем более – я.

Мне было всего шесть лет.

Говорила только она – моя бабка.

После четвертого или пятого залпа

Она усмехалась небрежно:

«Я вас еще всех тут переживу!»

Не больно-то мне это нравилось:

Сначала она пукает,

А потом выдает такое!

И – каждое воскресенье:

Она (папина мама),

Каждое воскресенье – газы и смерть,

Печеный картофель, подлива,

Большая стеклянная брошка.

Воскресные эти обеды всегда кончались

Мороженым,

Яблочным пирогом

И громким скандалом -

Не важно, из-за чего.

Бабка моя наконец вылетала из дома

И на поезде красном возвращалась

К себе в Пасадену.

В доме воняло еще, наверное, с час.

Отец мой бродил по столовой,

Как опахалом, вонь разгоняя газетой,

И говорил: «Это все из-за чертовой кислой капусты,

И зачем она ее ест!»

Gas

Загадочная нога

Прежде всего – найти, где у этого дома парковка,

Было очень и очень непросто.

Совсем рядом был главный проспект -

И неслись по нему безжалостные убийцы,

Выдававшие пятьдесят пять в зоне

Ограничения до двадцати пяти.

Один прижимался к моему бамперу так тесно,

Что я наблюдал его искаженную рыком рожу

Прямо в зеркальце заднего вида -

И я оттого ухитрился проехать

Мимо узкого переулка, – а если бы не проехал,

Свернул бы прямо к левому краю дома, к самой парковке.

Я выехал на соседнюю улицу, свернул направо,

А после снова направо. Заметил дом -

Безжалостно-синее нечто -

Снова свернул направо – и наконец увидел:

Крошечный знак «парковка».

Подъехал.

Охранник не поднял красно-белый

Деревянный шлагбаум.

Он просунулся головой в окошко.

«Вам чего?» – он спросил.

Он был вылитый киллер в отставке.

«К доктору Мэнксу», – сказал я.

Он взглянул на меня с сомненьем и проворчал:

«Проезжайте!»

Полосатый шлагбаум поднялся. Я заехал,

Покружил, покружил еще,

Нашел наконец свободное место – далековато,

С футбольный так стадиончик от дома.

Вошел.

Отыскал кое-как

И двери, и лифт,

И нужный этаж,

И нужное отделенье.

Вошел.

В вестибюле народу было – битком.

Старушка одна

С регистраторшей говорила.

«Но можно к нему сегодня?»

«Нет, миссис Миллер. Пришли вы

В нужное время – однако спутали день.

Сегодня среда, а записаны вы

На пятницу».

«Но мне пришлось – на такси… Я человек старый,

С деньгами плохо, нельзя ли к нему сегодня?»

«Миссис Миллер, мне жаль, однако записаны вы На пятницу.

В пятницу и приходите!»

Миссис Миллер ушла – одинокая,

Бедная, дряхлая,

Поплелась она к двери.

Я выскочил ловко вперед. Назвал свое имя.

Велено было сидеть и ждать.

Сел среди прочих.

Заметил журнальный столик, полный журналов.

Подошел. Взглянул на журналы.

Странно – но ни один из них не был свежим.

Если честно, все они были

Годовалой давности -

Или больше.

Сел.

Тридцать минут прошло.

Потом сорок пять.

Час.

Сидящий рядом мужчина заговорил:

«Я жду полтора часа», -

Сказал он.

«Кошмар, – говорю. – Они не должны поступать так!»

Он не ответил.

В этот момент регистраторша назвала Мое имя.

Я встал. Заявил ей – вон тот мужчина прождал

Уже полтора часа.

Она не дрогнула бровью.

Сказала: «Прошу за мной…»

Следом за ней я прошел через темный холл.

Она отворила. Указала: «Сюда!»

Я вошел, и она затворила за мною дверь.