Вспять: Хроника перевернувшегося времени - [29]

Он лежал с закрытыми глазами. Так было в прошлый раз: закрыл глаза, лежал, ждал, а потом губы Анастасии прикоснулись к телу, будто ласковым током ожгло…

Услышал какие-то звуки, открыл глаза.

Анастасия одевалась.

— В чем дело?

— Не знаю.

— Ты меня не разлюбила, случайно? — спросил Анатолий иронично.

— Нет.

— А в чем дело?

— Не знаю. Как-то все неправильно. Будто все заранее уже известно.

— Ну и что? Женщины обычно любят стабильность. А нам эта стабильность как минимум на месяц обеспечена, если время не повернется.

На месяц? Почему на месяц? — удивилась Анастасия. А, ну да, месяц назад они впервые сблизились. Вот что он считает стабильностью и, возможно, самым главным. Для нее же главное началось раньше — месяца три назад, когда почувствовала, что хочет быть с этим человеком. Но не бросилась сразу к нему, пожила с этим чувством ожидания и терпения, предвкушения и сомнений, которые иногда искусственно в себе вызывала… Теперь этого ничего не будет.

— Мне надо подумать, — сказала Анастасия.

— О чем?

— Не знаю. Обо всем. Я поеду домой.

— Сейчас? У тебя машины нет. Я могу тебя отвезти, конечно, но — смысл? Объясни.

— Вызову такси. Или позвоню отцу, у него в Придонске резервная машина всегда наготове, шофер исполнительный, вежливый. Не удерживай меня, пожалуйста.

В очередной раз всплыли в памяти Анатолия строки замечательных и действенных американских лекций. Например: «Если ты видишь, что человек хочет настоять на своем и сам при этом не понимает причин своего упорства — в силу особенностей характера или из-за элементарного желания одержать верх, позволь ему сделать это, но покажи, что его победа раздавила тебя. Дальнейшее зависит от степени милосердия партнера. Если оно недостаточно, прибегни к другим способам».

Степень милосердия Анастасии Анатолий считал высокой.

И, не прибегая к другим способам, печально сказал:

— Хорошо. Если хочешь, мы совсем не будем видеться.

— Это невозможно, — сказала Анастасия. — Завтра, то есть вчера, мы опять будем вместе. Даже если я буду все время уходить, я буду возвращаться.

— Ты хочешь все время уходить? Это твое право. Я никогда не покушался на свободу другого человека.

Анастасия села на край постели. Ей было жаль огорченного Анатолия. И она как-то сразу устала. Представила дорогу до Рупьевска — ночью, в темноте. Свет фар выхватывает только то, что близко, все остальное невидимо и почему-то кажется опасным. Никогда не любила ездить ночью. И Анастасия прилегла, уткнувшись лицом в подушку. Рука Анатолия погладила ее волосы. А потом он сильно придвинул ее к себе, крепко обнял.

«По крайней мере, такого не было, — подумала Анастасия, почувствовав неожиданный прилив возбуждения. — Может, не все еще потеряно?»

Анатолий же, достигнув желаемого, думал: все-таки не зря он учился за границей, пригодилась тамошняя наука!

Игорь Анатольевич Столпцов одиноко сидел в своем кабинете и смотрел на график добычи, который для наглядности был повешен на стене. Кривая укоротилась, и с этим ничего нельзя сделать.

Впервые Столпцов чувствовал себя беспомощным. Он всегда славился умением организовать дело, работу, производство. Расставить людей. Дать четкие задания. Направить процесс. Перегруппировать мощности. Инициировать инициативу снизу. Проявить строгость, когда понадобится. Теперь все эти умения превратились в труху, в ничто. Он может с бешеной энергией взяться за организацию, перегруппировку, проявить строгость и добиться увеличения сегодняшней выработки и вдвое, и втрое. А понадобится, и впятеро. Но завтра все вернется к тому, что было, а график укоротится еще на один отрезок.

Из окна он видел, что люди и механизмы передвигаются по двору предприятия медленно, как во сне. И с ужасом чувствовал, что равнодушен к этому. Всю жизнь он работал на прибыль — общую и свою.

Но видел смысл не только в прибыли, айв работе: он очень любил работать.

Нельзя расхолаживаться, уговаривал себя Игорь Анатольевич. Это не может продолжаться бесконечно. Завтра или послезавтра все повернется. Люди могут отвыкнуть за это время от ритмичного труда. Ты обязан не допустить этого. Встань, иди к ним, призови, успокой, заставь, в конце концов.

Но, думая так, он оставался на месте.

Его жена Лариса, Лариса Юльевна, тоже была неподвижна. С утра она лежала с больной головой (в прошлую среду голова тоже болела) и думала о режиссере Борисе Клокотаеве. Неужели он опять появится? Да, появится, если время продолжит идти вспять. Ну и что? Вполне в ее силах не допустить того, что случилось. Это было пошло, унизительно, ей до сих пор стыдно. Лариса, как и многие, уже догадалась, что, попав в прошлое, можно избежать нежелательных поступков, за исключением тех, которые ты совершал ровно в полночь. А она в полночь никогда с Клокотаевым не встречалась. Откуда же это волнение?

И тут Лариса вынуждена была признаться себе, что этот мелкий, пошлый, погано любвеобильный Клокотаев был чуть ли не самым светлым воспоминанием в ее жизни. Как это может быть? Связи с ним стыдилась. Вспоминала с гадливостью и презрением. Или это было возможно лишь потому, что гарантировалось неповторение позора? Но вот появился призрак возвращения в это положение — и вдруг потянуло туда. Да что же я за тварь такая? — нарочно подумала о себе Лариса таким словом, какое к себе никогда не применяла. Она вообще ненавидела бранные слова.