Вспомни меня - [82]

– Я свое отгоревала. Деменция уже давно отняла ее у нас, Сара.

Теперь я понимаю, конечно, что на самом деле она не плакала, поскольку мать и не умирала. Чьи же это были похороны? Просто какой-то случайной женщины из дома престарелых? Может быть, когда Джоанна якобы ездила в спа-отель, на самом деле она навещала мать? Но зачем меня обманывать? Хотела присвоить мать себе? Сестра всегда была ее любимицей, всегда ловила каждое слово похвалы.

Я меряю свое жилище шагами, осознавая, что совсем не знала Джоанну. Она годами лгала мне и манипулировала мной. Я даже думаю: вдруг она тоже на самом деле не мертва? Мне ведь так и не показали тело. Может, это все какой-то грандиозный обман? Поэтому и Джеймс не возвращается домой? Он в курсе, они уехали куда-то вдвоем и живут себе припеваючи у берега моря? Весь замысловатый план, только чтобы бросить меня?

Нет, такие мысли до добра не доведут. Я приказываю себе успокоиться. Джоанна мертва. Я видела кровь, Нур и Роулинсон – тело. Не могут же и эти двое быть замешаны. Или могут? Кому доверять? Позвонить в «Хинсток-холл» и попросить миссис Роуз Уоллис к телефону? А вдруг и такой вариант предусмотрен? Старушечий голос несложно подделать. Нет, нужно поехать и взглянуть на нее собственными глазами. Пора в конце концов докопаться до правды.

Глава 42

Итак, я возвращаюсь туда, где все началось. Меня буквально трясет, когда я надеваю джинсовую куртку, один из длинных шарфов Джоанны и первые попавшиеся под руку солнечные очки – на случай, если расплачусь. Снаружи доносится гудок. Я выглядываю – такси уже подъехало. Еще раз проверяю, все ли взяла: конверт с наличными, фото матери, ключи…

Я запираю дверь, стараясь унять дрожь; руки едва слушаются. За спиной вдруг возникает какой-то здоровяк. Я отчаянно пытаюсь понять, кто он – по росту, телосложению, редеющим волосам, но только голос наконец мне подсказывает: Алан.

– Сара, какого черта вы наговорили прессе?!

Я никогда прежде не видела его таким злым, не слышала, чтобы он говорил подобным тоном. Он прямо трясется от ярости, кулаки стиснуты так, что костяшки побелели. Я инстинктивно отступаю.

– Ко мне пришла какая-то журналистка, интересовалась, попадал ли я в круг зрения полиции, был ли в отношениях с Джо-Джо и еще кучу вопросов про того бедного парнишку в Йоркшире. Что вы ей такого наплели?!

– Не понимаю, о чем вы, – натянуто говорю я, бочком пробираясь к машине.

– Я думал, мы заодно, но теперь вижу, что происходит. Хотите спасти собственную шкуру, повесив все на меня?!

Его руки мелькают в воздухе, палец с грязным пластырем тычет мне чуть ли не в лицо.

– У вас все в порядке? – окликает водитель такси, выходя из машины и глядя на нас.

Постороннее вмешательство приводит Алана в чувство. Он опускает руки, вся его ярость будто куда-то улетучивается.

– Я думал, мы друзья, Сара, – говорит он с горечью. – А вы ничем не лучше других.

Ссутулившись, он идет к себе и пропадает из виду. Моя тревожность после стычки взлетает выше некуда, и я уже думаю, не отказаться ли от поездки. Однако меня так и влечет туда – слишком много вопросов накопилось, и ответов, прячась в доме, я не получу.

Такси выезжает на дорогу. Обернувшись через плечо, я вижу лицо в верхнем окне дома Алана. Поспешно отворачиваюсь и прошу водителя прибавить скорость, буквально ощущая затылком давящий холодный взгляд.

Стаффордский вокзал. Я обтираю вспотевшие ладони о свое черное платье из джерси – предстоящая покупка билетов на поезд вызывает у меня ужас. Я просто не представляю, как это теперь делается. В помещении вокзальных касс царит суета, зал забит студентами с огромными рюкзаками, люди в деловых костюмах злятся из-за очередей. У меня опять стискивает гортань, и я бросаюсь к туалету. Смотрю в зеркало – глаза панически расширены, на лбу пульсирует вена… однако губы нормального цвета, нисколько не посинели. Я успокаиваю себя, напоминая о том, что было в банке – тогда я тоже думала, что умираю. Сосредоточившись на глубоком дыхании и взяв себя в руки, я выхожу в зал. Процесс покупки заканчивается благополучно, не считая заоблачной цены. Кассир предупредителен и вежлив и вскоре вручает мне пачку оранжевых бумажек. Я отыскиваю нужную платформу и жду вся как на иголках, то и дело поглядывая на часы и проверяя, не потеряла ли билеты, ключи, деньги… Господи, как только люди ездят каждый день?!

Наконец поезд прибывает, я поднимаюсь в вагон и поскорее ищу, где сесть. Нахожу местечко сзади, возле туалетов, и буквально падаю туда, мокрая от пота и одновременно с облегчением. Я уже многое преодолела, и к тому же в ближайшие два часа никто меня не побеспокоит. Можно не бояться визитов Алана, нежданных звонков из полиции или выдающих себя за соседей журналистов. Я просто одна из пассажирок – проходим мимо, ребята, смотреть здесь не на что.

По мере того как поезд, стуча колесами, движется к югу, я переношусь мыслями к «Хинсток-холл» и к матери. Ожесточенно грызя ногти, я начинаю думать: в каком она состоянии? Видимо, во вполне удовлетворительном, раз может заниматься похоронами. Или распоряжения от ее имени делает кто-то из персонала? Разум сам подсовывает мне картинку предстоящего трогательного воссоединения. Мать вся в слезах, я всхлипываю у нее на груди. Потом мы сидим рядышком, держась за руки, строя планы на будущее. Ее ладонь гладит меня по спине, и все налаживается, я уже больше не одна, у меня снова есть мама. От благостной картинки ком подступает к горлу, хотя разумом взрослой женщины я понимаю, что ждать такого вряд ли стоит. Она нечасто обнимала меня даже в детстве. И почему все эти годы она не пыталась со мной связаться? Или ей Джоанна, в свою очередь, сказала, что я умерла? Неужели сестра была настолько жестока?