Вспомни меня - [81]

«Нур и так под постоянным прессингом», – думаю я. Ей все время приходится бороться с общим впечатлением, что она на своей должности только из-за пола и цвета кожи. Сверху нажимают, снизу ведет подкоп мужлан-подчиненный… Однако, напоминаю я себе, мы с ней не друзья.

– У меня большой опыт в освещении подобных случаев, – добавляет журналистка. Явная ложь, учитывая ее гладкое невинное личико и работу в газете, которая поднимает истерику даже из-за не вывезенного вовремя мусора. – Мы нередко видим, как полезно не выпускать расследование из фокуса общественного внимания. Помочь распутать дело может в конечном итоге что угодно, особенно если полиция не желает выходить за рамки заранее выбранной линии.

Последнее Шарлин произносит особенно значительно. Имеет в виду, что они сосредоточены на мне? Может, у нее там свои источники? Такой тип, как Роулинсон, вполне способен распустить язык в пабе.

Я вдруг чувствую, что не в состоянии больше этого выносить. Все думают, что убийца я, что я заколола Джоанну. Они как будто забыли, что я – тоже жертва.

– По-моему, у них несколько подозреваемых, – выпаливаю я неожиданно сама для себя, инстинктивно взглянув направо, поверх изгороди, на лужайку перед домом Алана. «Никогда не спускаю с вас глаз. …тот, кто ближе, чем вы думаете».

Журналистка, надо отдать ей должное, реагирует молниеносно.

– Кто-то из соседей? – спрашивает она, следуя за моим взглядом.

Я заливаюсь краской. Я вовсе не хотела наводить ее на Алана… Или хотела? Разве в глубине души не этого я желала – чтобы Нур взялась за него, а меня оставила в покое? Валентинка определенно делает его достойным внимания персонажем – кажется, так это называют во всяких телешоу?

Словно по волшебству, Алан тут как тут, идет мимо с газетой и пакетом из супермаркета. Я невольно задерживаю дыхание, понимая, что сейчас сосед поравняется с нашей калиткой и заметит, что я убрала цветы и прочее. Впрочем, видя, что я с кем-то разговариваю, он направляется к своему дому, по дороге приветливо помахав мне рукой с газетой.

– Цветов больше нет? – окликает меня Алан.

Я молча киваю. Видно, что ему до смерти хочется расспросить поподробнее и заодно узнать, что за девушка со мной, но я не намерена его поощрять. От мысли о том, что он мог шпионить за Джоанной все эти годы, внутри все переворачивается.

– Зайду позже! – выкрикивает Алан, роясь в карманах в поисках ключей. – У меня есть кое-что для вас.

Открыв дверь, он заходит внутрь.

– Достоин внимания, – кашлянув, вполголоса говорю я, и журналистка тут же оборачивается ко мне.

– Как его имя? – осведомляется она, выхватив блокнот и ручку быстрее стрелка с Дикого Запада.

– Алан Уорнер.

Шарлин готова забросать меня дальнейшими вопросами. Однако я вдруг трушу. Продолжать разговор ни к чему. В конце концов, не исключено, что мой сосед – хладнокровный убийца.

– Простите, – говорю я, берясь за дверь и напористо закрывая ее, так что Шарлин приходится отступить за порог, – мне сейчас некогда.

Запершись и наложив засов, я пережидаю, пока успокоится бешено колотящееся сердце. Несмотря ни на что, я собой довольна. Нур считает мои подозрения бреднями сумасшедшей, но ей не удастся игнорировать написанное бойкой журналисткой, которая начнет совать везде свой нос.

Звонит телефон – Кейси Краун сообщает, что можно забрать тело Джоанны. Констебль старается говорить как можно мягче; хочется верить, что хотя бы она из всех полицейских мне верит.

– Решила, что вы должны знать.

Тело… Есть в этом слове что-то окончательное. Ничего больше не осталось от человека, только куль органики – уже разлагающейся, лишенной какой бы то ни было жизненной силы, той искры, что делает нас людьми. Скорбь по сестре накатывает волной, я пытаюсь успокоиться, делая глубокие вдохи и выдохи. «Вспомни, как она тебя ненавидела», – звучит негромкий голос в голове, и я понимаю, что смогу пройти через это.

– Что мне нужно делать? – спрашиваю я. Не на такси же я должна забрать тело?

– Пока ничего, – отвечает Краун. – Насколько я понимаю, все необходимое уже сделано. Приготовлениями к похоронам занимается ваша мама, миссис Роуз Уоллис.

Все вокруг вдруг будто замирает. Телефонная трубка падает у меня из рук. Краун еще что-то говорит, спрашивает, все ли со мной в порядке, потом звонок обрывается. Нет, я, наверное, ослышалась. Я нагибаюсь за трубкой, но сперва приходится зажать голову между коленей, чтобы справиться с очередным приступом паники. Нужно сосредоточиться на дыхании, на узоре ковра, на пыли под буфетом – на всех тех мелочах, которые говорят мне, что мир вокруг меня реален.

Потому что минуту назад я услышала нечто невозможное. Мать мертва уже двенадцать лет.

Вновь обретя способность дышать, я перезваниваю, уверенная, что произошла ошибка. Однако Кейси настаивает и сообщает мне контактную информацию предполагаемой Роуз Уоллис: пансион «Хинсток-холл» под Эйлсбери, в каких-то двадцати милях от нашего старого дома. Судя по голосу констебля, она думает, что у меня опять что-то неладно с мозгами, и обещает попозже навестить.

Не знаю, что и думать. Миссис Роуз Уоллис по-прежнему жива, по-прежнему в Беркшире. Ее смерть – просто моя фантазия? Не видя мать, я решила, что ее нет в живых? Однако я отлично помню похороны. Были только я, Джоанна и пара сотрудников дома престарелых. Мне показалось странным, что не явились ни тетя Карен, ни кто-либо из церкви, однако сестра сказала, что деменция – жестокая болезнь. Фактически мать умерла для остальных много лет назад. Мы посидели за чашкой чая и куском фруктового пирога в местном сельском кафе, и я пролила несколько слезинок. У Джоанны глаза были на удивление сухими. На мой вопрос она только отмахнулась.