Вспомни меня - [49]

– Я хотела попросить кое о чем, – смущаясь и краснея, говорю я. Мне неловко обращаться за одолжением, и я с трудом заставляю себя выдавливать слова. Зато Алан буквально расцветает, как будто я удостоила его высочайшей чести – при том, что он еще даже не знает, о чем речь.

– Нельзя ли немного попользоваться вашим компьютером? Наш забрала полиция, и… – Я собираюсь продолжить – мол, я быстро, но если откажете, то не обижусь и прочее, – однако он, не дослушав, тут же соглашается. Снова переведя разговор на свое, Алан показывает жестом, чтобы я пролезла через дыру в изгороди, и обещает приготовить кофе, пока компьютер загружается.

Я с удивлением понимаю, что, видимо, у нормальных людей обычно все так и происходит. Они просто просят о чем-нибудь, и другие с радостью помогают. Никто не лезет из кожи вон, не мучается над выбором слов и не думает, чем отплатить за пустяковое одолжение. Один дает – другой принимает, ничего особенного. Для меня это буквально откровение. Насколько же я осложнила себе жизнь, отгораживаясь от людей…

Следуя за Аланом через его участок, я оглядываюсь на наш дом. Отсюда отлично просматривается комната Джеймса, да и в ванной, несмотря на матовое стекло, видны все флаконы шампуня… Делаю себе мысленное напоминание всегда опускать жалюзи.

Входя, я снимаю у задней двери промокшие кроссовки и носки. Алан, не слушая моих возражений, берет их, чтобы положить сушиться на отопительный котел. Кухня здесь не обновлялась с момента постройки дома, столешницы в царапинах, дверцы шкафчиков обшарпаны и потерты. Окна запотели от испарений, все свободные поверхности чем-то загромождены – ящиками с помидорной рассадой, кипами газет, коробками с патронами для дробовика. На столе изящно ест из своей миски сухой корм кошка. Джоанна никогда и в рот не брала ничего, что приносил нам Алан. «Это на ваш страх и риск», – говорила она нам с Джеймсом, когда мы принимали от соседа блинчики или домашний бузинный лимонад. Надо будет сказать ей, что она была права, думаю я – и тут же вспоминаю, что поведать про кошку уже некому. Горе вдруг накатывает на меня с такой же силой и болью, как в самое первое утро.

Алан, конечно, ничего не замечает. Он наконец заварил кофе (я тайком снимаю пару кошачьих волосков с ободка кружки) и, по-прежнему треща без умолку, со щенячьим восторгом тащит меня через весь дом. Компьютер стоит в выходящей на улицу комнате, превращенной в кабинет. Здесь холодно, окна текут, обои – бледные розочки и серебристо-серые полоски – вздулись от сырости. Из мебели только большой стол и офисное вращающееся кресло. Мне вдруг вспоминается одна из моих первых скоротечных работ в Лондоне. На рождественской вечеринке я оседлала сидевшего на таком классного парня, менеджера по продажам, и мы неистово закрутились – его лицо в моем декольте, ладони на заду, у меня в руке бокал дешевого белого вина, которое выплескивается на остальных коллег. Те подбадривающе выкрикивают что-то – во всяком случае, так мне казалось тогда. Однако на следующее утро кто-то накатал жалобу, и меня уволили. Меня, но не парня. Не могу даже припомнить, как его звали…

Событие вдруг предстает в ином свете, скорее неловкой глупостью, чем бурным весельем, и я стараюсь поскорее выбросить его из головы. Алан усаживает меня в кресло и принимается хлопотать с настройкой высоты и наклона спинки. Блуждая взглядом по столу, я натыкаюсь на обрывки чужой жизни – пачка выписок с банковского счета, извещение из больницы с приложенным буклетом о профилактике заболеваний простаты, выцветшие открытки и небольшая кучка вырезанных из газет купонов на скидки. Там и сям цветными флажками выделяются самоклеящиеся листочки с важными паролями и защитными кодами. Настольный календарь от местного похоронного бюро, с обведенными шариковой ручкой датами, брошенное на полдороге судоку… Я старательно отвожу взгляд: есть какая-то чудовищная интимность в окружающих меня чужих медицинских и денежных заботах.

Запустив браузер, Алан так и остается торчать у меня за спиной. Я стискиваю зубы – он что, все утро намерен за мной наблюдать?

– Это связано с моим здоровьем, – нахожусь я вдруг.

– Ну, тогда я вас оставлю, – говорит он, хлопнув в ладоши. – Если что понадобится или возникнут проблемы – просто крикните. Я буду в саду.

Только услышав, как за спиной захлопывается дверь, я наконец позволяю себе немного расслабиться. Пытаюсь отыскать в интернете хоть какую-то информацию об аварии – материалов по дорожно-транспортным происшествиям в окрестностях много, но или год не тот, или машина другая… Ищу по имени Роберта и нахожу упоминание о его смерти в архиве местной газеты. В заметке итог судебного разбирательства выражен формальной фразой: «Коронерское дознание в отношении смерти Роберта Бейли, 32 лет, в автомобильной аварии на Дроверс-роуд в ноябре признало произошедшее несчастным случаем».

Всего одно предложение в единственной статье местного издания двадцатилетней давности – вот слабый отпечаток, оставленный Робом в цифровом мире. Авария произошла до того, как вся наша жизнь стала записываться и загружаться в Сеть, чтобы оставаться там навсегда. Призрачная тень Роберта все бледнеет по мере того, как уходят те, кто его помнил. Джоанны тоже уже нет; теперь остались только мы с Джеймсом и еще кто-то третий, неизвестный нам.