Вспоминать, чтобы помнить - [6]

Новый мир всегда более открыт, чем старый. Загнивающий, гибнущий мир — собственник, он ревниво, с трудом расстается со своими привилегиями. Понимая невозможность прежнего существования в виде сложного организма, он пытается жить на уровне клетки и атома. Рождение нового мира означает крушение старого. Оно знаменует смену религий, отказ от известного и проверенного ради переживания свободы и поиска неизведанного. И прежде всего оно знаменует освобождение. Тот, кто говорит: нет! — кто защищает старый порядок (священный храм, священную корову), кто сомневается и разочарован, тот не хочет освобождения. Такие люди мечтают умереть еще в утробе матери. Всякий порыв они останавливают своими «но», «а если» или «невозможно!». У них всегда один девиз: «Тише едешь — дальше будешь!» В разговоре они всегда скатываются на уступки и компромиссы, от них никогда не услышишь убежденных, решительных слов.

Если русские будут думать только о России, а американцы — об Америке, то скрытые силы, которые управляют нашим миром и представляют все человечество, в конце концов заставят их вступить в открытый конфликт, побуждая уничтожить друг друга. Говоря о разоружении, разве не имеют они в виду, напротив, накапливание оружия? Если они действительно так хотят мира, как говорят, то почему стремятся изо всех сил сохранить запасы оружия, арсеналы, своих шпионов и провокаторов? Каждый раз, когда побеждает тенденция, направленная на самоизоляцию, возникает потенциальная угроза гибели этого общества. В настоящее время я не знаю нации, которая в своих действиях исходила бы из общечеловеческих интересов. Похоже, теперь это просто противоестественно. Каждый скажет вам, что такая позиция — самоубийство. Однако ясно как день, что существование отдельных наций на нашей земле подходит к концу, хотя последний час еще не пробил. Какое-то время ассимиляционные процессы еще будут длиться, но нет никаких сомнений в том, каким образом это закончится. Понятие нации исчезнет. Человеческому сообществу не нужны эти тщательно изолированные отсеки. Не осталось ничего, что оправдывало бы деление людей на нации, ведь считаться русским, французом, англичанином или американцем — значит быть меньше, чем ты есть на самом деле.

Позвольте мне ненадолго остановиться на этой «самоубийственной» политике, которая, как считается, устанавливает общечеловеческий, а не национальный подход к мировым проблемам. Я не могу не думать о том, с какой надеждой беспомощные народы взирали в последние дни войны кто — на Америку, кто — на Россию, а кто — и на обе державы сразу. Две могущественные нации, решив во что бы то ни стало выиграть войну, потрясли мир тем, что сумели мобилизовать все свои, казалось, неисчислимые ресурсы — и духовные, и материальные. Но как только все закончилось, куда подевались эти удивительные силы — особенно духовные? А ведь теперь, даже больше, чем в дни войны, слабые страны нуждаются в помощи двух великих держав. Ведь победа — только половина успеха. Но где сейчас созидательная энергия, которая должна противостоять духу разрушения? Помня о надежде, которую мы пробудили во время войны в других народах, я задаю себе вопрос, разве не возросла бы она в тысячу раз, если бы мы — вся нация — мужчины, женщины и дети, посвятили свои жизни делу освобождения и возрождения Европы и Азии. Чтобы защитить свои семьи, нам пришлось пойти на определенные жертвы. Но разве сейчас мы не можем пойти на такие же жертвы? И даже на большие? Почему мы уничтожаем ценные запасы, оборудование, материалы в то время, как остальное человечество нуждается во всем этом? (Даже наши соотечественники испытывают нужду в этих вещах.) Как получается, что мы строили избыточное количество самолетов, чтобы разрушать дома других людей, а теперь нам даже не приходит в голову строить их в еще больших количествах, чтобы поставлять этим несчастным еду, одежду и строительные материалы? Если мы могли напрягать нашу экономику в целях разрушения и убийства, то почему бы не сделать то же самое сейчас, чтобы помочь, накормить и защитить? Разве мы не виновны в том, что ведем войну против беззащитных людей? Если мы и пальцем не пошевелили, чтобы защитить людей от голодной смерти, то не потому, что не можем этого сделать, как уверяют наши политики, а потому, что нам на них наплевать. А все из-за того, что у нас не хватает воображения, чтобы понять: народ, который ничего не делает в то время, как остальное человечество агонизирует, является таким же убийцей в душе, как и армия, опустошающая их земли. Если каждый американец сочтет своим священным долгом сделать что-нибудь для неизвестного брата в Европе или Азии, если он будет считать естественным и правильным поделиться с теми, кто находится в нужде, и сделает это как частный гражданин, без оглядки на политику или на дипломатию своего правительства, если такой поступок станет безотлагательным делом для каждого американца, неужели вы думаете, что тогда современное положение вещей радикально не изменится? Даже сам факт, что у американцев хватило смелости — или лучше назвать это «порядочностью»? — выдвинуть такой проект, помог бы воспрять духом миллионам людей, считающих себя обреченными. Нам говорят, что мы в первую очередь должны позаботиться о собственном народе, обеспечить его не только всем необходимым, но и предметами комфорта, которых он был лишен в военные годы. Но случись так, что война продлилась бы еще десять лет, разве не сумели бы мы обойтись без всего этого? Разве не смогли бы приспособиться и к еще большим лишениям? (Кроме того, война не ударила по нам так сильно, как по остальным воюющим нациям, — это бесспорно.) Более того, не следует забывать, что принесенные нами жертвы не были добровольными. Нота жертва, о которой я говорю, будет добровольной, и потому результат со временем был бы несравненно большим. Позволю себе привести еще одно отличие: народ, который по доброй воле приносит жертву, становится сильнее и радостнее — не то что во время войны, когда, несмотря на все жертвы, он хиреет и вымирает. Это так, хотя осторожные политики и утверждают, что, если начать прекраснодушествовать, то некие злобные силы исподтишка нанесут удар в спину американскому народу. Можно достаточно красноречиво фантазировать по этому поводу, избрав в качестве врага, к примеру, русских. А что, если оказать помощь и России — нашему потенциальному противнику? Что тогда? Думается, сейчас — безотносительно к тому, нанесут нам удар в спину или нет — самое важное решить: дадим мы человечеству умереть на наших глазах при нашем пассивном созерцании или попытаемся спасти? Способны ли мы жить в мире, переполненном больными, голодными, бездомными и беспомощными людьми? Откуда тогда возьмутся наши благословенные «клиенты»? Нас что, заставят поедать наши собственные деньги? И национальная экономика погибнет?