Вслед за путеводною звездой (сборник) - [13]

– А мне, – отвечает бродяга, – самого дешевого. Потому как деньгов много с этих бутылок я не выручу и рассчитаться с тобой за дорогое не смогу.

– Что ж вы сами себе не купите? – любопытствует инженер.

– Продавщица нынче злая работает. Прогонит. Вот завтра смена другая. Там хорошая девочка, молоденькая. Да только ждать до завтра мочи нет.

– Пожалел инженер бродягу, зашел в магазин и хотел уже было дешевого взять, а потом подумал: «Почему человека не порадовать?» Раскошелился – купил чешского светлого, да не одну, а целых две.

Приносит бутылки бродяге, а тот на этикетки заграничные дивится и головой качает.

– Зачем такое богатство принес? Я с тобой за них всю жизнь не рассчитаюсь! – а у самого глаза горят. Страсть, как пивка хочется.

– Это вам подарок, – отвечает инженер, – от всей души и совершенно бесплатно!

Бродяга бутылки принял, улыбнулся щербато.

– Не ожидал я, что такие добрые люди в Москве остались. Вот что, если вдруг у тебя дело какое есть, а справиться сам не можешь – ступай к мусорному баку, что на улице у дома стоит, и зови меня. Да не просто так, а крепким словом, да тройным загибом. Вот как надо, – поднатужился бродяга и такую тираду выдал, что у интеллигента нашего очки запотели от смущения.

– Как же зовут вас… уважаемый? – спрашивает сконфуженный инженер, потому как среди эпитетов народных имени собеседника разобрать не смог.

– А по-всякому зовут, – отвечает бродяга. – Кому как глянусь. Зови меня, скажем… Петровичем – не обижусь.

Покачал инженер головой от удивления и на работу пошел.

Сидит он в конторе, работает, а из головы утренняя встреча никак не выходит. Закончился день. Домой пора. Вот и в метро инженер спустился, вот и переход злосчастный. Маячат впереди две спины, и щебет девичий громче прежнего над толпой летит. «Опять они», – думает интеллигент. – «А Петрович сейчас не сплоховал бы. Как подошел бы да как сказал своим тройным загибом: Подвиньтесь, козы! Пройти хочу!» Очень его эта мысль вдохновила. Протянул интеллигент руку и робко так, несмело одну из студенток по плечу похлопал. Та кудрявую голову повернула. Чего тебе, мол? Испугался интеллигент своей смелости и опять за старое взялся: «Извините, пожалуйста, не позволите ли…»

Надула студентка румяные щеки, сверкнула подведенными сверх меры очами: «Да пошел ты!» И дальше еще такое добавила, отчего у инженера снова очки запотели. Так и прошел он до эскалатора в тумане и расстройстве.

Вот идет наш герой по улице к дому. Настроение хуже некуда. Видит магазин знакомый и пункт приема стеклотары. «А не позвать ли бродягу моего?» – думает инженер. Подошел к мусорному баку. Стал припоминать, что там Петрович говорил. Вспомнил одно словечко и тихонько так, робко: «Вяк».

Огляделся – ничего. Только вороны на ветвях каркают, точно смеются над ним. Возмутился интеллигент. Да что ж это такое, в самом деле! Уже и птицы надо мной потешаются. И снова, уже чуть громче: «Вяк-вяк». Нет ответа. Правда, грай вороний поутих. Распалился интеллигент, набрал воздуха во впалую грудь и как гаркнет трехслойным загибом: «Вяк-вяк-вяк! Бряк! Выходи, Петрович!» И откуда только слова взялись!

Тут из-за мусорного бака шорох и кряхтенье раздается, и вылезает Петрович собственной персоной. Улыбается.

– Вот это я понимаю! – говорит и мужичка по плечу хлопает. – Вот это загнул! Порадовал старика!

Ну, теперь рассказывай, что стряслось?

Рассказал интеллигент ему о своей печали.

– Это, – говорит бродяга, – дело пустячное. Горю твоему мы поможем.

Снимает с головы свою шапку-ушанку и достает из нее цыганскую иглу. Длинную, ржавую. Вида зловещего.

– Это для чего ж мне такой инструмент? – интересуется инженер.

– А вот когда пойдешь ты завтра в метро и будут тебя девицы не пускать – ткни каждую по разу иголкой моей. Увидишь, что сделается. Не бойся, вреда им от этого не будет. Потому мужик я озорной, но не злой.

На следующий вечер спустился интеллигент в метро. Идет к переходу на Арбатско-Покровскую, а у самого коленки трясутся. Иголка в кулаке жжется. Сам про себя думает: «Может, пронесет – не появятся юницы?» Но не тут-то было. Идут перед ним щебетуньи, за руки держатся. Ягодицами неохватными ворочают.

Все как обычно. Впереди – никого, сзади – народ напирает. Дождался интеллигент, когда его к телесам мясистым прижмет, вспомнил, как намедни тройным загибом Петровича вызывал и ткнул одну из девиц в ягодицу цыганской иглой. В тот же миг раздался громкий свист, и толстушка в стройняшку обратилась. Только щеки от прежнего богатства и остались. А инженер р-раз и вторую студентку иглой ткнул. И снова свист, шум – вторая толстушка преобразилась. Стоят девушки удивленные, ладошки расцепили и себя везде ощупывают. Куда пышность делась? А места-то меж; ними сколько стало! Хоть трамвай запускай. Интеллигент ждать трамвая не стал. Шаркнул ножкой, извинился по обыкновению и был таков. Домой шел, словно на крыльях парил, только что в окно не влетел. Впервые за столько месяцев настроение было отличное. Мальчишкой себя почувствовал. Сорванцом.

И так это ощущение интеллигенту понравилось, что стал он специально в метро спускаться и озорничать. Толстушек сдувать. Осчастливит новую пышку, а сам на чемодане своем конторском иголкой крестик карябает. Одну сторону скоро всю закрестил, а как на вторую перешел, молва о нем поползла. Мол, ходит волшебник по метро и женщин стройнит. Не то хирург пластицкий, не то экстрасекс чернокнижный. Стали толстушки в Москву со всей страны съезжаться и по платформам дефилировать. Инженера на шалость искушать. А он рад стараться. Такими темпами и не осталось бы в России толстых женщин. Да вышло по-другому. Зашевелилась Рублевка. Львицы светские от лифтингов и спа оторвались и взгляд свой томный на герое нашем сосредоточили.