Вслед кувырком - [28]

— Эй, — шепчет Джилли, и до него доходит, что она давно уже что-то говорит, хотя он ни слова не может вспомнить.

— Боже мой, — выдыхает он на спаде адреналина, еще не до конца вернувшись. Мерцающие и ровные лампы за силуэтом Джилли и над ним где-то в милях от него, как огни города за холмами на той стороне темной широкой реки. Это место ему знакомо, он бывал там раньше, ходил по улицам, заглядывал в дома, говорил с горожанами, и название прямо на языке… и оно лопается, как пузырь, оставляя вкус и знакомый, и таинственный в пространстве его отсутствия. Опечаленный потерей и бесплодным желанием, Джек тщетно пытается удержать неверную память.

— Эй! — Уже резче, с тычком жесткого пальца в левую руку — там, где рана. — Ты слушаешь или нет?

— Ой! Джилли, перестань!

— Ты спишь, когда я с тобой говорю! — Как будто обвинила в глубочайшем предательстве.

— Я не спал.

— Ага, не спал он!

— Ребята, тихо там! — ворчит мужской голос из темноты неподалеку, сопровождаемый хором «тсс!».

— Пошли, — говорит Джилли, не обращая внимания.

— Куда?

Но она уже на ногах, пробирается к краю матов.

— Погоди…

Джек встает и идет за ней, споткнувшись разок, когда задевает босой ногой то ли корешок книги, то ли резиновую подошву перевернутого кроссовка, и догоняет Джилли посреди зала. Здесь тоже темно, так что лица ее не видно, только глаза блестят.

— Папа нас снова спать отправит.

— Для начала пусть поймает. А теперь заткнись, уходим отсюда.

— Эй, а ты про Белль не забыла?

— Не будь дураком. Мы же не наружу, в ураган. Из зала выходим.

Презрение хлещет, словно плетью, и он краснеет. Укол тем болезненнее, что темнота здесь не слишком густая и не может скрыть от Джилли его стыд. Да и нет такой темноты, что могла бы.

— Что с тобой такое, Джилли? Ты меня весь вечер достаешь… — Вдруг до него доходит. — Это же из-за игры в скрэббл! Ты до сих пор на меня дуешься.

— С чего бы это?

— Ты считаешь, что мы из-за меня проиграли.

— Мы не проиграли, просто не закончили игру.

— Потому-то ты и переставила буквы! Будто бы папа не заметил!

— Я ничего не трогала.

— Ладно, Джилли, я сам видел.

— Ты видел, чтобы я переставляла буквы?

— Нет… но когда я подошел зажечь свечу, на доске было другое слово.

— Ну, так это не я. Ты сидел все время рядом со мной, Джек. Ты бы увидел.

Что было бы отличным алиби, даже если бы он ей не верил. Но он знает, что она говорит правду: в отношении Джилли у него есть встроенный детектор лжи.

— Кто тогда? Ведь не Эллен же…

— А почему бы и нет? Вполне шуточка в ее стиле. Даже не чтобы выиграть, просто чтобы на нас свалить, чтобы нас обозвали жуликами.

— Ну да, но ведь я и рядом с ней сидел.

— Тогда дядя Джимми. Или папа. Какая тебе разница?

Разница есть. Он чувствует, что это почему-то важно.

— Но…

— Да плюнь ты на эту глупую игру! Тут есть занятия и получше. Раз уж мы застряли в этой дурацкой школе, давай поразвлечемся. Поразведываем.

Джек соображает, что он был куда более сонный, чем думал сам, раз эта мысль не пришла ему в голову. Но сейчас он уже проснулся окончательно, энергия и возбуждение Джилли передаются ему, текут в него по какому-то там шоссе № 1 его собственных чувств и ощущений, которое ведет к ней, к Джилли.

— Ладно, — говорит он. — Можем поиграть в «Мьютов и нормалов»!

— Ага, как же! — отвечает Джилли. — Только мьютов здесь ни одного нет.

— Тогда будем играть просто в нормалов.

Оба смеются, гармония между ними восстановлена, и они пробираются через зал к дверям, самым далеким от пирующих. Если их остановят, всегда можно будет сказать, что собрались в туалет. Но никто их не окликает, даже когда они открывают дверь с таким скрипом, что невозможно не услышать. Они застывают посреди розоватого отсвета знака «ВЫХОД», будто два беглых преступника в свете фонаря. Потом выходят и тихо закрывают за собой дверь.

Но они еще не в безопасности. В болезненном свете аварийных лампочек на них с разной степенью интереса смотрят другие беженцы: маленькие группки людей, устроившись неровными кругами на полу, пьют и курят под гулкие напевы «Rumours» Флитвуда Мака. Уж точно не в стиле Билла публика, скорее сцена для дяди Джимми. Или, если присмотреться, то для Эл, потому что с виду народ ее возраста. Джек и Джилли напрягаются: трудно сказать, как группа юнцов будет реагировать в такой ситуации — да и в любой ситуации вообще. Решат они, что Джеки Джилли — незваные гости, которых надо проучить, или сопляки еще, которые что есть, что нет? К счастью, на сей раз юнцы выбирают второе и отводят пристальные взгляды.

— Держи, — шепчет Джилли, протягивая ему фонарик. Другой у нее в руке.

Джек знает, что она думает: в игре, которую они затеяли, есть опасности. И последствия не менее реальные оттого, что их не предвидели. Они колеблются, молча решая, пойти налево, направо или прямо по широкому коридору, уставленному вдоль стен шкафчиками. Потом, придя к своему обычному внутреннему соглашению, выбирают длинный коридор прямо перед собой, ступая по следу из хлебных крошек — цепочке аварийных ламп, по пыльным плиткам, гладким и прохладным под босыми ногами. Фонарики они не включают по общему невысказанному решению, не желая беспокоить парочки, прижимающиеся к стенам и шкафчикам в темных промежутках между лампами. Эти парочки покачиваются в дуновении вздохов и стонов, исходящих словно бы не от них, будто Белль прорвалась в школу, расталкивая плечом молекулы, чтобы появиться здесь, измотанная усилием, и ее прикосновение нежно, как ласка. Невозможно разглядеть лица или отдельные тела, парочки прижаты так плотно, что они как концентрация теней, сливающихся в неизвестные пока формы, вплавляющихся друг в друга, в стены, в шкафчики… или, думает Джек, возникающие из них горгульи, выползающие, как бабочки из коконов бетона и стали.