Всеволод Большое Гнездо - [2]
Отцу Всеволода Юрию было тогда под шестьдесят — возраст весьма почтенный, если не сказать преклонный. Он уже давно похоронил свою первую супругу, половецкую княжну, на которой его женили совсем ещё мальчиком в 1108 году, в ознаменование русско-половецкого мира, заключённого его отцом Владимиром Мономахом. «Аепина дщерь» (как по имени её отца, половецкого князя Аепы Осенева, называли княгиню) родила ему пятерых или семерых сыновей — Ростислава, Ивана, Андрея (будущего Боголюбского), Бориса, Глеба и, вероятно, Ярослава и Святослава (о рождении двух последних в первом браке Юрия Долгорукого можно говорить лишь предположительно). Не позднее 1136/37 года Юрий женился во второй раз; во втором браке у него родилось по меньшей мере четверо сыновей: Мстислав, Василий (или Василько, как называет его летопись), Михаил (Михалко) и Всеволод. Упоминают летописи и двух или трёх дочерей Юрия Долгорукого: Ольгу (в монашестве Евфросинию) и ещё одну или двух, по имени неизвестных. Но появлению дочерей в княжеских семьях в те времена не придавали большого значения, так что в действительности сестёр у Всеволода наверняка было больше>4.
Кем была вторая жена Юрия Долгорукого, в точности неизвестно. А жаль, ибо речь идёт о матери князя Всеволода Юрьевича — женщине, оказавшей громадное влияние на всех своих сыновей и сильнее всего, наверное, на самого младшего из них. Неизвестно даже, как её звали[1]. Историки, как правило считают её гречанкой, притом близкой к правящему в Византии роду Комнинов. Это всего лишь предположение, хотя оно имеет достаточно веские основания. Мы ещё будем говорить о том, что в 1161/62 году, уже после смерти Юрия, его вдова будет изгнана вместе со своими родными детьми из Суздальской земли пасынком Андреем Боголюбским и отправится в Константинополь, где встретит радушный приём, а её сыновьям император Мануил I Комнин предоставит во владения обширные волости. Книжники прошлого видели в этом свидетельство того, что Мануил отнёсся к русской княгине как к своей близкой родственнице, чуть ли не дочери>6. Это, конечно, совсем не обязательно: василевс мог оказывать почести сыновьям Юрия в знак уважения к их покойному отцу. И всё же греческое происхождение матери Всеволода остаётся наиболее вероятным.
Старший из сыновей Юрия, Ростислав, умер за несколько лет до рождения Всеволода, в апреле 1151 года. Ещё раньше, в феврале 1147-го, умер другой их брат, Иван. Так что у Всеволода, когда он появился на свет, было восемь старших братьев, включая больного с детства и полностью недееспособного Святослава. Но особой дружбы между старшими и младшими братьями не было: во-первых, в силу слишком большой разницы в возрасте, а во-вторых, — и это, наверное, главное, — в силу того, что происходили они от разных матерей. Если верно, что второй женой Юрия была гречанка, то её сыновья — наполовину греки — должны были с некоторым высокомерием относиться к своим старшим братьям, в чьих жилах текла половецкая кровь. Старшие же, наверное, видели в них прежде всего соперников в борьбе за будущее отцовское наследство.
По мере взросления младших сыновей отец и их, наравне со старшими, привлекал к участию в своих многочисленных войнах на юге. Война в то время считалась подлинным призванием князя, ремеслом, которому княжича обучали с детства. А войны Юрий вёл почти беспрерывно. Целью жизни он поставил овладение «златым» киевским престолом, который, как он считал, принадлежал ему по праву рождения — ведь киевскими князьями были его отец Владимир Мономах и дед Всеволод Ярославич. В ходе войн с племянниками, сыновьями своего старшего брата Мстислава, Юрий дважды занимал Киев — в 1149/50 и 1150/51 годах, но оба раза ненадолго. Летом 1151 года он потерпел жестокое поражение от племянника, киевского князя Изяслава Мстиславича, и вынужден был покинуть Южную Русь и вернуться в свой Суздаль. По условиям мира, заключённого в Городце на реке Остёр (в нынешней Черниговской области Украины), Юрий лишился почти всех своих владений на юге; за ним остался лишь Городец Остёрский, однако находиться в нём Юрий не имел права. Здесь позволено было княжить лишь его сыну Глебу (старший из оставшихся в живых Юрьевичей, Андрей, ещё прежде отца покинул Южную Русь, считая бессмысленным продолжение войны за неё). А спустя несколько месяцев, в начале весны 1152 года, последовал новый удар: воспользовавшись отсутствием Глеба Юрьевича, Изяслав Мстиславич и союзные ему черниговские князья полностью сожгли Городец. Огонь не пощадил даже церковь Архангела Михаила, выстроенную Владимиром Мономахом. Крепость сравняли с землёй, а жителей «развели», то есть переселили в качестве пленников на земли победителей.
Юрий, конечно же, не смирился. За годы своего вынужденного пребывания в Суздальской земле (1152–1154) он дважды предпринимал попытки «вырваться» за пределы Залесского края, возобновить борьбу за преобладание на юге. Свои удары Юрий направлял против черниговских князей — союзников Изяслава Мстиславича. Но оба его похода на Чернигов закончились неудачей.
Замыкаться в пределах Суздальского княжества казалось Юрию смерти подобным. В противном случае — и он хорошо понимал это — его потомков могла ждать участь рязанских или полоцких князей, вынужденных бесконечно дробить доставшиеся им уделы и жить в вечной вражде друг с другом, навсегда отказавшись от какой-либо самостоятельной роли в масштабах всего Древнерусского государства. На земли соседних рязанских князей сам Юрий смотрел едва ли не как на бесхозные, считая их чем-то вроде дармового придатка к своему собственному княжеству.
