Всеволод Бобров - [51]

Между тем Боброву исполнилось лишь тридцать лет, физически он чувствовал себя превосходно, о чем свидетельствует тот факт, что еще целых пять лет он великолепно играл в хоккей с шайбой. Безусловно, после личного триумфа в матче с югославами, благодаря своему мастерству и опыту, он мог бы дотянуть и до летней Олимпиады 1956 года в Мельбурне, оставаясь в составе сборной. Однако, как и старшего брата Владимира, Всеволода Боброва не устраивала роль «почетного члена». Гордость не позволяла ему «ехать на авторитете». Если многие футболисты самолюбиво считают, что они должны играть не хуже других, то Боброва такая позиция не устраивала.

Он считал, что должен играть лучше других.

Но в сезоне 1953 года Всеволод увидел на футбольных полях страны новую, очень талантливую плеяду молодых игроков. Он понимал, что будущее, близкое будущее – за ними, а по складу своего характера он годился в «патриархи футбола», он был прирожденным лидером команды, он привык быть первым, но не старшим.

И он расстался с футболом, так и не добившись в нем тех мировых почестей, какие ему принадлежали по праву.

С ХОККЕЕМ В СЕРДЦЕ

Известно, что хоккей с шайбой не относится к разряду наиболее деликатных видов спорта, о чем красноречиво свидетельствуют весьма солидные доспехи, защищающие ледовых бойцов. В Канаде, например, сделали подсчет, согласно которому количество выбитых у «профи» зубов, сломанных ног и рук, ребер, носов и подбородков практически не уступает числу забитых шайб. И хотя в советском хоккее эти показатели выглядят скромнее, нет никаких оснований полагать, что в обозримом, а также в отдаленном будущем эта игра превратится в подобие балета на льду.

Травмы у «шайбистов» бывают разные, порой нелепые, об этом хорошо известно из мемуарной хоккейной литературы, из записок спортивных врачей. Но и в этой, отнюдь не самой радостной, сфере спортивной жизни Всеволод Бобров, пожалуй, не имеет себе равных, поскольку хоккей оставил на нем совершенно особую отметину, поистине неповторимый знак.

В одном из матчей третьего чемпионата страны по хоккею с шайбой, когда Всеволод выступал еще за команду ЦДКА, кто-то из соперников с необычайной силой «припечатал» Боброва к борту. Как рассказывал потом сам Всеволод Михайлович, его ребра затрещали, но все-таки выдержали. Однако тот сильнейший толчок на борт не прошел бесследно. Сильные боли в груди заставили Боброва обратиться к врачу, и при медицинском обследовании выяснилось, что у Всеволода произошло кровоизлияние… в сердечную мышцу. С того времени все электрокардиограммы фиксировали у него обширный инфаркт миокарда. И когда Всеволод Михайлович приезжал в санатории на отдых, после «вступительного» обследования врачи в панике укладывали его в постель с диагнозом – «инфаркт». Чтобы успокоить санаторных медиков, Бобров возил с собой старые ЭКГ и объяснял, что отклонения от нормы являются последствием спортивной травмы.

В практике спортивной медицины второй подобной травмы не зафиксировано. Всеволод Бобров и в данном отношении оказался поистине уникальным: не в переносном, а в самом что ни на есть прямом, буквальном смысле хоккей затронул его сердце, вошел в него.

Как уже говорилось, свой первый матч по хоккею с шайбой Всеволод Бобров провел в начале 1947 года, накануне отъезда в Югославию, где ему предстояла операция левого коленного сустава у профессора Гроспича. Однако впервые Бобров взял в руки угловатую канадскую клюшку гораздо раньше. Это произошло еще осенью 1945 года во время знаменитого футбольного турне московской команды «Динамо» по Англии.

Известно, что после триумфального выступления московских динамовцев на родине футбола им предложили сыграть матч со сборной Великобритании на главном лондонском стадионе «Уэмбли». Этот матч не состоялся, поскольку не входил в программу турне, а пребывание динамовцев на Островах и без того затянулось – оно длилось больше месяца. Однако на стадионе «Уэмбли», где впоследствии проходили главные матчи чемпионата мира по футболу 1966 года, советские спортсмены все-таки побывали: динамовцев повезли туда на экскурсию.

Руководитель советской делегации Константин Андрианов, оказавшись на «Уэмбли», футбольное поле которого напоминало покрытый зеленым сукном биллиардный стол, сразу же принялся разыскивать садовника, вырастившего столь замечательный газон. С его помощью он вырезал на запасном поле примерно квадратный метр дерна, обзавелся мешком семян травы «рей-грасс» и потом доставил все это в Москву. Впрочем, как выяснилось позже, образец английского футбольного газона можно было раздобыть и поближе – в трех километрах от подмосковного города Орехово-Зуева, у железнодорожной станции Крутое, на маленьком местном стадиончике, который в начале века соорудили англичане Чарноки, управляющие предприятиями текстильного фабриканта Саввы Тимофеевича Морозова. В Крутом размещались текстильные казармы, и Чарноки разбили там футбольную поляну для забавы с кожаным мячом, сделав это по классическим английским правилам устройства футбольных газонов.

Но так или иначе, а пока главный садовник стадиона «Уэмбли» растолковывал Константину Андрианову секрет английского газона, советских футболистов повели осматривать искусственный каток, построенный на территории стадиона.