Всеобъемлюще - [10]
НИНА СЕРГЕЕВНА. И что?
ВЕРА ИВАНОВНА. Ничего.
НИНА СЕРГЕЕВНА. А что мне написать: я шла вот вчера и на асфальте увидела надпись: «Люди добрые! Инопланетяне не злые!»
ВЕРА ИВАНОВНА. Ну, не знаю. Написала бы что-нибудь тоже ...
НИНА СЕРГЕЕВНА. Про зелёных человечков?
ВЕРА ИВАНОВНА. Да хоть бы и про них …
Пауза.
НИНА СЕРГЕЕВНА. Всеобъемлющая, всеобъемлющее …
ВЕРА ИВАНОВНА. Он всеобъемлющ, она всеобъемлюща, оно всеобъемлюще …
Пауза.
Помнишь, как у Пушкина: «И равнодушная природа нас встретит радостно у входа…»
НИНА СЕРГЕЕВНА. Что она нас будет встречать радостно и с плясками у входа? О чем ты говоришь? Там не такой текст! Там:
«И пусть у гробового входа! Младая будет жизнь играть! И равнодушная природа! Красою вечною сиять!» ...
ВЕРА ИВАНОВНА. Может, и так. Забыла. (Пауза). « … О всеобъемлющая грусть! О всеобъемлющая радость! Я думать о тебе боюсь, и для чего ты мне досталась? …» (Пауза). На ходу сочинила. Представляешь? Я чувствую в себе какой-то невероятный талант.
НИНА СЕРГЕЕВНА. Да я уже давно поняла, что ты – несостоявшаяся поэтесса. Только нескладно. Совсем нескладно. Я вот тоже так могу: «По кочкам, по кочкам! По маленьким мосточкам! В ямку – бух! Раздавили восемь мух!»
Пауза. Ходит по залу.
Скорей бы зима.
ВЕРА ИВАНОВНА. Зачем?
НИНА СЕРГЕЕВНА. Я хочу сбежать от них от всех - на дачу, в деревню.
ВЕРА ИВАНОВНА. От кого?
НИНА СЕРГЕЕВНА. От всей родни, от этих внуков, от этих рогатых со свинячими носами (кивает на фотографии), от всех, всех ... Хочу ездить на машине, чтоб сама за рулем. Ездить в деревню. Зимой. Приехать, оставить машину на дороге, ведь все равно к дому не подъехать, валенки надеть, прийти по огороду в дом, печь затопить среди ночи. В дом вхожу - как заколдованное царство: всё стоит на своих местах с тех последних пор, когда я там была. Через два часа станет теплее. Через шесть - вообще кайф. Через 12 часов - как будто там всегда жили люди. И чтоб сидеть в доме, смотреть в окно, чтоб не было телевизора, радио, ничего, чтоб слушать тишину, чтоб ночью выйти и смотреть во дворе на большие звезды и чтоб говорить с Манюркой и Лариской и с рябиной, которая выросла во дворе. (Пауза.) Вера, я всё думаю: Господи, я умру? Как все умирали? (Пауза.) Я умру. И там, где-то, когда-то, я буду вспоминать мою заснеженную деревню, печку, кошек, маму, папу, всех, всех ... И мою любовь.
Пауза.
ВЕРА ИВАНОВНА. Любовь?
НИНА СЕРГЕЕВНА. Была.
ВЕРА ИВАНОВНА. Была?
НИНА СЕРГЕЕВНА. Была. Она была у меня, но совсем не то, что ты думаешь.
Пауза.
Ну, давай уже.
ВЕРА ИВАНОВНА. Чего тебе давать?
НИНА СЕРГЕЕВНА. Девяносто рублей. Как промоутеру. И кончай вот это …
ВЕРА ИВАНОВНА. Что?
НИНА СЕРГЕЕВНА. Закрывай эту избу-рыдальню. Давай.
ВЕРА ИВАНОВНА. На. (Достала деньги, сунула в руки Нине Сергеевне). Пошли. Сдачи не надо.
НИНА СЕРГЕЕВНА. Добрая ты. Не вопрос.
ВЕРА ИВАНОВНА. Добрая.
НИНА СЕРГЕЕВНА. Пошли.
ВЕРА ИВАНОВНА. Идешь?
НИНА СЕРГЕЕВНА. Иду. Я ещё похожу, я вам ещё покажу, вот увидите. Не вопрос.
ВЕРА ИВАНОВНА. Увидим, увидим.
НИНА СЕРГЕЕВНА. Увидите, увидите … Не вопрос.
ВЕРА ИВАНОВНА. Надо отмыть помаду с фоток.
НИНА СЕРГЕЕВНА. Сами отмоют завтра. Придут на репетицию, увидят себя с рогами и носами и отмоют. У нас – самообслуживание.
ВЕРА ИВАНОВНА. А тебя обвинят. Или меня. Узнают, кто ключ брал и обвинят.
НИНА СЕРГЕЕВНА. Нас с тобой не смогут обвинить. Никто не поверит, что мы своим лучшим друзьям – Свете, Ире, Любе – можем сделать такую подлянку. А если даже и так – да и чёрт с ними. (Смотрит на фотографии). Ишь, какие красавцы. Рот до ушей – хоть завязочки пришей.
ВЕРА ИВАНОВНА. Ну, тогда пошли.
Идут к двери.
Дак что у тебя в чемоданах?
НИНА СЕРГЕЕВНА. Костюмы Колобка и Бабы-Яги.
ВЕРА ИВАНОВНА. Зачем ты их таскаешь?
НИНА СЕРГЕЕВНА. Была на халтуре в детском саду с утра, Колобка играла, потом – Бабу-Ягу. В одном садике – Колобка. А в другом – Бабу-Ягу. А что? Игровая программа, нормальная. Не вопрос - я умею с детьми общаться. Вот спина и болит. А что мне теперь, нельзя? Я хочу на сцену. Я в этих детсадиках сто лет Колобков и Баб-Ёг играю. Дети вырастают. Меня снова зовут.
ВЕРА ИВАНОВНА. Дак чемоданы тут оставишь?
НИНА СЕРГЕЕВНА. Пусть стоят. Завтра утащу в гримушку, спрячу. (Пауза.) Ты мне вечером сделай дзынь-брынь.
ВЕРА ИВАНОВНА. В смысле?
НИНА СЕРГЕЕВНА. Позвони, поговорим. Текст покидаем друг другу.
ВЕРА ИВАНОВНА. Сделаю. Сделаю я тебе дзынь-брынь. Пошли. Ну? Как ты?
НИНА СЕРГЕЕВНА. Да всё в порядке. Ворошилов на лошадке. Пошли.
Идут к двери. Остановились.
ВЕРА ИВАНОВНА. Знаешь, что категорически запрещается женщинам?
НИНА СЕРГЕЕВНА. Что?
ВЕРА ИВАНОВНА. Нельзя, чтобы у женщины была бы визитка, потом - женщинам запрещается произносить тосты, и потом - женщинам надо категорически запретить стоять в почётном карауле у гроба. Ты следи за этим.
НИНА СЕРГЕЕВНА. Ты к чему это?
ВЕРА ИВАНОВНА. Так, вспомнила важные вещи для женщины. Смотри, чтобы у тебя этого не было.
НИНА СЕРГЕЕВНА. Ясно. В этом во всём я не была замечена. Ни с визиткой, ни с тостами, ни у гроба. И ещё: женщинам запрещается писать пьесы.
ВЕРА ИВАНОВНА. Почему? Как раз можно.
НИНА СЕРГЕЕВНА. Завтра что играем? «Всё кончено»?
Любительскому ансамблю народной песни «Наитие» – 10 лет. В нем поют пять женщин-инвалидов «возраста дожития». Юбилейный отчетный концерт становится поводом для воспоминаний, возобновления вековых ссор и сплочения – под угрозой «ребрендинга» и неожиданного прихода солистки в прежде равноправный коллектив.
Монолог в одном действии. Написана в июле 1991 года. Главная героиня Елена Андреевна много лет назад была изгнана из СССР за антисоветскую деятельность. Прошли годы, и вот теперь, вдали от прекрасной и ненавистной Родины, никому не нужная в Америке, живя в центре Манхэттена, Елена Андреевна вспоминает… Нет, она вспоминает свою последнюю любовь – Патриса: «Кто-то запомнил первую любовь, а я – запомнила последнюю…» – говорит героиня пьесы.
Амалия Носферату пригласила в гости человека из Театра, чтобы отдать ему для спектакля ненужные вещи. Оказалось, что отдает она ему всю свою жизнь. А может быть, это вовсе и не однофамилица знаменитого вампира, а сам автор пьесы расстаётся с чем-то важным, любимым?..
«Для тебя» (1991) – это сразу две пьесы Николая Коляды – «Венский стул» и «Черепаха Маня». Первая пьеса – «Венский стул» – приводит героя и героиню в одну пустую, пугающую, замкнутую комнату, далекую от каких-либо конкретных жизненных реалий, опознавательных знаков. Нельзя сказать, где именно очутились персонажи, тем более остается загадочным, как такое произошло. При этом, главным становится тонкий психологический рисунок, органика человеческих отношений, сиюминутность переживаний героев.В ремарках второй пьесы – «Черепаха Маня» – автор неоднократно, и всерьез, и не без иронии сетует, что никак не получается обойтись хорошим литературным языком, герои то и дело переходят на резкие выражения – а что поделаешь? В почерке драматурга есть своего рода мрачный импрессионизм и безбоязненное чутье, заставляющее сохранять ту «правду жизни», которая необходима для создания правды художественной, для выражения именно того драматизма, который чувствует автор.
Пьеса в двух действиях. Написана в декабре 1996 года. В провинциальный город в поисках своего отца и матери приезжает некогда знаменитая актриса, а теперь «закатившаяся» звезда Лариса Боровицкая. Она была знаменита, богата и любима поклонниками, но теперь вдруг забыта всеми, обнищала, скатилась, спилась и угасла. Она встречает здесь Анатолия, похожего на её погибшего сорок дней назад друга. В сумасшедшем бреду она пытается вспомнить своё прошлое, понять будущее, увидеть, заглянуть в него. Всё перепутывается в воспаленном сознании Ларисы.
В этой истории много смешного и грустного, как, впрочем, всегда бывает в жизни. Три немолодые женщины мечтают о любви, о человеке, который будет рядом и которому нужна будет их любовь и тихая радость. Живут они в маленьком провинциальном городке, на краю жизни, но от этого их любовь и стремление жить во что бы то ни стало, становится только ярче и пронзительнее…