Всемогущий - [4]

Все это Егор перенес с полнейшим спокойствием, тем более удивительным, что предложения исходили из уст людей, имеющих немалый вес в тех сферах, которые они представляли. Реакция виновника торжества была замечена окружающими, но, как это иногда бывает с явлениями, которым придается исключительное и, увы, зачастую неверное значение, ее интерпретировали как наличие колоссального творческого потенциала и безграничной веры в собственные силы. Это только добавило уважения к молодому писателю, и ему тут же напророчили великую славу, где Нобелевская премия была не милостью судьбы, а лишь одной из данностей.

– Еще немного терпения, – шепнула Жанна Егору.

Вышедший с заключительным словом Альберт Эдуардович тонко польстил окружающим, намекнув, что только истинные таланты способны различать себе подобных, рассмешил всех старой одесской шуткой и пригласил закусить, чем бог послал.

Гости начали подниматься и без околичностей потянулись к столам, расставленным вдоль стен.

К одному из столов подошел и Егор с Жанной. Их по пятам сопровождал Плоткин, следивший за тем, чтобы Егор не отколол какой-нибудь номер. Ибо, по тайному замечанию Альберта Эдуардовича, его подопечный в последнее время стал каким-то странным и внушал своим поведением серьезные опасения. В глубине души Альберт Эдуардович надеялся, что Егор вложил в свой последний роман, действительно великолепный, слишком много сил, что некоторым образом сказалось на психике, и, должно быть, со временем это пройдет. Но пока следовало быть начеку – особенно в присутствии таких персон.

За столом, вперемежку с питьем и жеванием, шел легкий, полусветский, полуинтеллектуальный разговор. Тон задавал Андрей Врангель, выходец из династической актерской семьи, молодая питерская звезда от телевидения и юмора, прочно обосновавшаяся в столице и чувствовавшая себя здесь как рыба в воде. Андрей был высок, статен, смугловат и действительно талантлив, и его шуткам с удовольствием внимали как ровесники, так и люди более консервативного поколения. Находясь за этим столом, он отнюдь не тушевался от близости светил культуры и не умолкал ни на минуту.

– А позвольте вас спросить, уважаемый Егор Егорович, – хорошо поставленным баритоном спросил он, – трудно ли написать роман?

Его лицо было абсолютно серьезным, тон – отменно предупредительным, и эта-то способность синтезировать безукоризненные манеры с умением разражаться обоймой первоклассных шуток выделила его из сонма записных остряков, рвущихся к славе, и поставила на ту ступеньку, которую он теперь занимал столь уверенно и столь блистательно.

– Смотря какой, – ответил Егор, поневоле втягиваясь в разговор.

– Да, я слышал, что каждый человек может написать книгу, – под одобрительные улыбки окружающих продолжал Андрей. – Это правда, Егор? Скажите мне, как писатель писателю. Будущему, само собой.

Известная писательница, немолодая тучная дама с тяжелыми кренделями волос, зачесанными на уши, прыснула в ладошку, как школьница. Она была внучкой знаменитого писателя, олицетворяла собой целое направление в литературе и, конечно, не могла остаться равнодушной к теме, походя затронутой молодым юмористом. Тем не менее ответа Егора она ждала с интересом, обратив на него красивые черные глаза и тая усмешку в чувственных губах, доставшихся ей от деда, известного ловеласа и сибарита.

– Почему нет? Как мне представляется, одну плохую книгу действительно может написать каждый, – сказал Егор, не стремясь пошутить, а лишь высказывая то, о чем думал раньше.

Но известная писательница неожиданно рассмеялась.

– Браво, – сказала она.

– Ага! – воскликнул Андрей. – Даже так?

Было видно, что он нащупывает подходящую шутку, как скрипач нащупывает мелодию, и все с готовой улыбкой ждали результатов его поисков.

– Вроде того, – подтвердил Егор, тоже улыбаясь.

На этом крепком парне его измучившийся взгляд как бы получил передышку, и он не спешил отвести глаза от его круглощекого, поросшего густой щетиной лица.

– Тогда мне никогда не стать настоящим писателем, – понурившись, сказал Андрей. – Не исполнится мечта моего детства.

– Почему же, Андрюша? – с улыбкой обратилась к нему писательница.

– Потому что все, на что я способен, по словам господина Горина, это написать одну-единственную плохую книгу, – печально и серьезно ответил тот. – А с этим даже Оксаной Робски не станешь.

Все радостно рассмеялись; молодой юморист, блестя глазами, но сохраняя серьезную мину, молча переждал очередной триумф и перенес свое внимание на стоящую рядом с ним телеведущую, приземистую девицу с пышными формами и бантом в распущенных волосах, на пару с которой они принялись так веселить окружающих, что те забыли про шампанское и омаров.

Никто не заметил, что лицо Егора в эту минуту при взгляде на пышнотелую телеведущую исказилось, и он быстро отвел глаза, вновь устремив их куда-то вверх. Одна лишь Жанна уловила изменение в нем и незаметно взяла его за руку.

Егор благодарно ответил на ее пожатие, но взгляд его блуждал где-то далеко.

– Должна вам сказать, Егор, как профессионал, – шагнув ближе к нему и понизив голос, сказала известная писательница, – что ваша последняя работа просто великолепна. Мне удалось достать сигнальный экземпляр, и я была в восторге.