Всемирный следопыт, 1931 № 04 - [4]
— Моя библиотека, мой дом в вашем распоряжении, — крикнул он на ходу.
В тот же день Сурама получил официальное извещение о реквизиции его сада для военных целей. Бумага была подписана коллектором. Маленький человек в огромном шлеме, принесший ее, был сух и строг.
После короткого молчания Сурама сказал:
— Хорошо, саиб, я отдаю сад, — и подписал бумагу. — Но кто же будет ухаживать за деревьями? Не могу ли я остаться здесь садовником или сторожем?
— Сторожить тут нечего, — коротко сказал человек, — деревья будут срублены.
И ушел.
Сад стоял кругом в тяжелом великолепии, плодоносный и дымный от цветов. Весь пронизанный светом и тенью солнечных лучей, он походил на торжественное сновидение, повисшее в синеве.
Однако этот мир красоты и проникнутого блаженством покоя был только сансарой[5], о которой сказано: «Ее истинное свойство — пустота, ее внешний вид — заблуждение, ее признак — рождение в мученьях».
Сурама поднял голову, и по лицу его разлилось обычное спокойствие. Благословенный освобождает меня от земных забот, — подумал он.
Ариф, видевший и слышавший все, перелез через плетень с папироской в зубах и сказал:
— Вот приходил плюгавый человек, похожий на маленькую обезьяну, и в один миг отнял у тебя то, над чем ты трудился двадцать лет. О, Сурама, почему ты не треснул его по голове?
Ариф не замедлил сообщить новость, соседям, и событие мгновенно облетело город. Сад Сурамы, понадобившийся властям, стал жарким лозунгом дня. Ежеминутно возраставшая толпа расположилась под отдельными манговыми деревьями, между садом и казармами. Раскаленное, обесцвеченное зноем небо сеяло дымные лучи на голые коричневатые плечи и белые тюрбаны.
Отряд солдат с топорами для рубки был встречен ревом и свистом и отступил. Его сменили полицейские в красных тюрбанах. Работая дубинками, они пробились к саду, но тут встретили людей, плотными рядами лежавших на земле и не отвечавших ни на окрики, ни на удары.
Толпа шевелилась, как одно тело, смыкалась и расступалась, отбрасывая к краям свои наиболее тревожные волны и всасывая их вновь в себя. Из-за стены гарнизона выступил отряд гурков[6] с винтовками.
— Пулеметы! — крикнул кто-то.
Толпа шарахнулась и стихла. На плетне показался Сурама.
— Друзья! — громко сказал он, и все головы повернулись к нему. — Сад продан мною добровольно, в согласии с законами, действующими в стране. Нет никаких причин для волнений. Вставайте и идите по домам.
Этим он сломил мужество своих защитников. Пошел глухой говор, похожий на ропот пчелиного улья. Полицейские вновь обрели силу и ринулись вперед, разбивая толпу на группы и гоня ее в узкие улицы.
Никакого сопротивления больше не было. Не успевших скрыться, оттеснили к пустым казенным складам и набили полный амбар людей. Ворота захлопнули и поставили стражу.
Площадь опустела. Лягушки, почувствовавшие себя наконец спокойно, заголосили посреди города так, как-будто бы они были одни на всем свете.
Коллектор Сетон получал каждые пять минут донесения о происходящем. Он ходил взад и вперед по террасе, помахивая в воздухе белоснежным шлемом, который он то надевал на голову, то снимал. Заметив на улице группу прохожих, смотревших на крыльцо, он поспешил опустить дверную штору.
— Ну, как дела, Томсон?
Томсон, скептическая фигура в полицейском мундире, вытянулся и доложил о развязке.
— Прекрасно.
Коллектор открыл штору и вышел на крыльцо. Люди на улице попятились. Коллектор повысил голос.
— Я упомяну ваше имя завтра в беседе с сэром Ватсоном. Арестованных немедленно отпустить! Идите, Томсон. Постойте, скажите им, что я друг Индии. Вы знаете мои взгляды: мир, мир и мир. Идите.
Через час коллектор снова вызвал Томсона.
— Как арестованные?
— Успокаиваются, сэр.
— Так они еще не выпущены? Торопитесь, торопитесь, Томсон. Мое приказание было категорическое.
— Немедленно, сэр. Я выжидал, пока уляжется возбуждение. Они еще кричат и угрожают, в частности по вашему адресу.
— Что же они говорят?
— Грозятся порубить деревья в вашем саду.
— Какая чепуха! Это краснорубашечники[7]?!
— Не думаю, сэр. Но полагаю, что одна ночь, проведенная в амбаре, несомненно изменит их взгляды. Завтра утром мы их выпустим.
— Но завтра утром приезжает сэр Ватсон. Вы понимаете, что у нас должно быть все в порядке?
— Так точно, сэр. Поэтому, я полагаю, благоразумнее выпустить их вечером, после отъезда сэра Ватсона.
Коллектор помолчал.
— Прочны ли стены амбара? — спросил он. — Позаботьтесь удвоить стражу и никого не подпускать туда.
— Слушаю, сэр.
Сурама сидел один и смотрел на далекие горы, цепеневшие в фиолетовой мгле. Никто больше не зашел навестить его, но он был спокоен. Он выполнил свой долг и покончил с «сансарой». Завтра утром он покинет дом и освободится совсем.
Когда стемнело, зашел Ариф с папироской в зубах.
— Спасибо, Сурама, — сказал он, — ты оказал истинную услугу народу. Сорок человек арестовано и сидит в казенных амбарах. Среди них женщины и дети.
Этого Сурама не ожидал. Лицо его потемнело.
— Подожди, друг. Ты говоришь, там есть и дети? Но ведь амбары кишат крысами?
— О, да.
И, взглянув искоса на соседа, Ариф сплюнул и полез через плетень.
