Всемирный следопыт, 1930 № 12 - [8]
Впереди, на мощном вороном битюге, упершись в бедро правой рукой с висящим на ней перначом, напоминая Косаговскому ленинградское «Пугало», ехал, покачиваясь, Ждан Муравей.
На флангах стрельцов развевались «прапорцы», шелковые знамена-хоругви.
Добежав до лагеря повстанцев, Косаговский остановился, припоминая напряженно, что говорит полевой устав Красной армии об отражении пехотной конной атаки. В этот момент раздался громкий крик Раттнера.
— Товарищи, за возы!.. За телеги! Пищальники, вперед!
Лагерь зашевелился. Повстанцы подкатывали телеги одна к другой, соединяя их в подвижное укрепление — вагенбург. На телегах залегли немногочисленные пищальники. Внутри вагенбурга сгрудились остальные повстанцы, вооруженные холодным оружием.
Стрельцы между тем остановились на отлогом спуске от кремля к лагерю восставших. Посадник, от’ехав на фланг, взмахнул булавой. И стрелецкий строй раскололся надвое, раздвинулся, обнажил прятавшихся до сих пор за конниками пеших стрельцов. Пешие воткнули в землю древками бердыши и, пользуясь ими как опорами для пищалей, дали залп. Пули, не долетев до повстанцев, взрыли пыль площади.
— Не отвечать! — крикнул Раттнер. — Беречь заряды!
Площадь затихла в тревожном ожидании.
Посадник положил пальцы на рукоять «крыжа» и выдернул его из ножен.
— Сейчас бросятся в атаку! — сказал Раттнер, ни к кому не обращаясь. — Эх, Птуха, Птуха, из-за тебя погибаем!
Косаговский, заряжавший «Саваж», посмотрел с удивлением на Раттнера.
В этот момент где-то рядом раздалось громкое, удивленное восклицание.
— В чем стук? Чего это вы стабунились? А это что еще за самовары на лошадях?
Раттер и Косаговский оглянулись удивленно. Сзади них стоял Птуха.
Ремень его был увешан чугунными яблоками ручных гранат.
При виде ручных гранат Косаговский понял все.
— Пулеметы! — крикнул он.
И с этим же криком бросился к Прухе Раттнер.
— Пулеметы? Привез?
— Ясно! — ответил Птуха. — Но только один. Другой попорчен.
— Давай скорее! — завопил задыхаясь Раттнер.
— Эй, долгогривый барбос! — закричал кому-то, обернувшись, Птуха. — Шевели вожжами-то!
Косаговский, оглянувшись, увидел тройку управляемую попом Фомой. В телеге за его спиной сидел «Максим». У конников, высланных Раттнером, окружавших телегу, видны были патронные коробки, похожие на маленькие дорожные чемоданы.
— Почему ты не сказал мне о пулеметах? — обратился Косаговский к Раттеру.
— После, после! — замахал руками Раттнер. И крикнул Птухе: — Приготовь прицел! Ты будешь за второго номера. Я — первый!
— Есть приготовить прицел! Есть быть вторым номером! — гаркнул Птуха, срывая с «Максима» брезентовый чехол и поворачивая его курносым рылом в сторону стрельцов.
А повстанцы с удивлением разглядывали диковинного стального зверька, не понимая, почему мирские так много внимания уделяют этой пушке не пушке, телеге не телеге.
Конные стрельцы почему-то медлили с атакой. Стрелецкие начальники, с’ехавшись вместе, окружив посадника, о чем-то бурно совещались.
Воспользовавшись этой передышкой, Косаговский быстро расспрашивал Птуху:
— Как же вы нашли место, где стоит самолет?
— А это вот он! — указал Федор на халтурного попа. — Как только описал я ему полянку, черные камни, мой поп сейчас же себя по лбу — хлоп! «Это, — говорит, — Лосиная полянка!» Прямо к самолету меня и вывел.
И вдруг вытащил из кармана красный платок иркутской кумы и привязал его к оглобле одной из телег.
— От так! — любовался он своей работой. — Теперь мы под червонным знаменем биться будем!
— Ах, чорт! — вскочил вдруг Раттнер. — Илья, можешь за наводчика? — обратился он к Косаговскому.
— Конечно, могу! — ответил летчик и опустился на землю рядом с пулеметом.
А Раттнер побежал куда-то в дальний конец лагеря.
Стрелецкие начальники раз’ехались по местам. Посадник выкрикнул команду. Взблеснули выдернутые из ножен кривые сабли стрельцов.
— О, господи! — взлепетал испуганно поп Фома. — Никола батюшка… яви крепость…
Он не договорил.
Стрельцы колыхнулись, пригнулись к лошадиным шеям и с громкими воплями ринулись на лагерь восставших. Грозная конная атака приближалась. Крылья стрелецкой лавы уже охватывали лагерь отава и слева. Не выдержав, уже захлопали с телег пищальники повстанцев. Побежали с поля боя одинокие трусы дезертиры. А Раттнер, стоявший во весь рост на телеге, все еще выжидал. И лишь подпустив лаву на полторы тысячи шагов, на дистанцию действительного огня, он крикнул протяжно:
— Ого-о-онь!
«Максим» сыпанул щедрым стальным дождем. Косаговский провел веером по площади, вышивая смертью пыльное ее полотно. А лава, не в силах сразу остановиться, все еще неслась на лагерь. Но стальной дождь пулемета рассек волну всадников.
Еще и еще палил площадь Косаговский. И лава остановилась, выдохнувшись на последнем, уже слабом броске. Косаговский прижал, припечатал к одному месту атаку, подержал ее так под стальным градом минуту, затем, милуя, поднял веер кверху.
Оставшиеся в живых стрельцы бросились обратно к воротам. Косаговский послал им вдогонку пол-ленты и прекратил стрельбу.
Наступила ошеломляющая тишина. И первым прервал ее, подводя итоги, Птуха.
