Всемирный следопыт, 1930 № 04 - [43]
Идет май — месяц перелета. Миллионные армии гусей и лебедей летят на дальний север, высматривая проталины для подкорма и отдыха. Наступает страдная пора для колымских добычников дикой птицы.
Увидя сверху проталину, птичьи стай снижаются, кружат низко-низко над оттаявшим местом. Грохают выстрелы. Подбитые птицы грузно падают. Сотню гусей и пару десятков лебедей убивает хороший стрелок в эту пору. Туда, на берега Колымы рвался Адам Иванович. Перед гусиными и лебяжьими днями он, не осилив беспокойства, собрался и ушел, присоединившись к бродячему тунгусу.
Месяц об Адаме Ивановиче не было ни слуху ни духу. Изумрудными коврами трав зазеленели окрестности Аянки. Южные склоны сопок запестрели цветами. Дул теплый ветер; он приносил запахи противоцынготного чеснока, душистой черемши и еще какие-то неизвестные волнующие запахи северного лета. Буйно вырос дикий лук.
С низовьев Колымы приехал сотрудник Госторга, кооператор-следопыт, человек, которых выковывает только суровая природа севера. Он рассказал несколько историй о весенней охоте на Колыме. Я слушал с равнодушием человека, привыкшего к быту этого края. И вдруг приезжий заговорил об Адаме Ивановиче. Он не называл его по имени, но я сразу безошибочно узнал, что речь идет о чудаке-докторе Степанчикове. Разве сыщется на свете еще другой такой Адам Иванович?
— Приехал на Колыму, — рассказывал приезжий, — какой-то чудило-мученик. Охотник не охотник, ученый не ученый, так, какой-то путешественник. Называл он себя доктором, но был ли он доктором — никто так и не узнал. Увязывался он с партиями охотников. Все ему хотелось посмотреть, как лебедей бьют. Сам ружье купил и стрелял, — только, кажется, неудачно. Пенснастый он, и рука у него трясучая, говорят, была. Все больше мазал.
Странность была у этого доктора. Убьют лебедя — ему не интересно. А если ранят — он индо задрожит. Стоит над лебедем, вслушивается. Добивать не дает.
Как-то в начале июня, ранил этот доктор крупного лебедя. Снизился лебедь, потом, оправившись, взмыл и полетел.
Видит доктор, что далеко лебедю не улететь, — вскочил да за ним. Убежал, скрылся из виду. Охота уже кончилась, а доктор не вернулся. Зная его чудной нрав, охотники махнули рукой, дескать, чудит человек. Потом уже, дня через четыре, нашли Адам Ивановича на поляне мертвым. Лицо и голова его были в кровоподтеках и синяках. Неподалеку от него лежал огромный подстреленный лебедь.
— Охотники у нас — сами знаете — народ суеверный и темный. Теперь только и разговоров, что об этом чудном докторе. Создали целую легенду. Будто убил он не простого лебедя, а лебединого поводыря или там старейшину лебединого рода. Будто лебеди, не простив смерти вождя человеку, набросились на него и заклевали. Синяки да кровоподтеки очень уж походили на следы от лебединых клювов.
Госторговец уехал. Я не мог отделаться от воспоминаний об Адаме Ивановиче. Он — медведеобразный, моржеусый, с глазами отливающими янтарем, — как живой стоял передо мной. Думал я и о легенде, которая пышно выросла на могиле Адама Ивановича. Недоверия охотничьим росказням, я несколько раз представлял себе картину смерти чудаковатого доктора.
Тихий солнечный день. Дикое, первобытное, убаюканное вечным покоем место. На поляне — человек без шапки, вспотевший, запыхавшийся. Он настигал и настиг умирающего лебедя, белоснежного, крутошеего, черноклювого патриарха лебединого каравана, бьющегося в смертной тоске.
Человек стоит над распластанным в крови, умирающим лебедем, томимый желанием услышать предсмертную легендарную лебединую песню.
Вдруг над кедрами, над поляной, над умирающей белой птицей раздается неистовый свист крыльев.
Белоснежные птицы-мстители налетают на убийцу своего вожака и с гортанным клекотом бьют его крыльями, терзают, клюют, избивают черными, крепкими, как металл, клювами.
Над величественной, как миф, картиной лебединой мести поднимается зеленоватое северное небо.
В этот год приехал из Москвы в Аянку ученый орнитолог. Я рассказал ему историю об Адаме Ивановиче.
Подумав, ученый усмехнулся и как бы про себя проговорил:
— Это, конечно, легенда. Под эту легенду никакой научной базы подвести нельзя. Я не допускаю мысли, чтобы лебеди напали на человека.
Потом, почесав переносицу, добавил, обращаясь ко мне:
— А если это было, то нужно писать ученый трактат.
1500 КИЛОМЕТРОВ НА СОБАКАХ
Второго марта из Архангельска выехали в Москву две собачьих упряжки. Маршрут пробега: Архангельск — Емша — Плесецкая — Петрозаводск — Ленинград — Тверь — Москва.
Общая длина маршрута—1500 километров. Пробег организован Центральным Советом Осоавиахима. Пробег носит агитационно-прикладное значение.
Прикладная сторона заключается в выявлении наиболее активного типа ездовых собак. Для этого в упряжки набраны собаки разных пород: сибирские, зырянские лайки, овчарки и крупные собаки простых северных пород.
Упряжки ведут: представитель Осоавиахима Севера Б. Юркевич (автор рассказа «Шутка злого духа Лон-Гога», напечатанного в № 12 «Всемирного Следопыта» за 1928 г.) и заведующий колонией Новой Земли Сергей Журавлев.
