Всемирный следопыт, 1930 № 03 - [3]

　

Через месяц аннамит отдает последний франк за трубку опиума и опять взваливает на плечо тяжелую мотыгу и гонит жену на водочерпальное колесо. И так длится века и тысячелетия, потому что культура риса древна, и еще две тысячи триста пятьдесят шесть лет до новой эры китайский император Яо приказал своим рабам построить первые оросительные плотины на рисовых полях Ян-цзы-кианга, чтобы увеличить доход казны.

Двигаясь по узкой тропинке, Лекок встретил молодую женщину, возвращавшуюся с поля, и ядовито усмехнулся.

— Работай, работай, Ли-Тан, — сказал он. — Капитан будет тебе благодарен.

Когда аннамитская девушка красива, ей дают безобразное имя, чтобы отвратить от нее внимание злых духов. Ли-Тан была очень красива, и имя ее значило «летучая мышь».

Солнце золотило ее широкую коническую шляпу из рисовой соломы и длинную черную кисточку, спадавшую на грудь. Все знали, что Картье три месяца держал ее у себя служанкой в то время, как ее муж, Рикашта, сидел в тюрьме в Луан-Прабане за непочтительное отношение к начальству.

— Я работаю на своем поле, — сказала Ли-Тан. — Почему капитан будет мне благодарен?

— А недоимки? Разве ты расплатилась?

— Он сам не заплатил мне денег, которые обещал.

— Он и не заплатит тебе, дурочка. Он не оставит вам ни одного зерна, он сам сказал мне это.

— А что мы будем есть?

— Траву! Болотные лопухи, которые калечат коров, дикие огурцы, от которых пухнут животы у детей, и ядовитую волчанку!

Эти слова произвели на Ли-Тан впечатление заклинания. До поздней ночи на дворах горели костры, и люди тихо совещались. Огонь освещал старые позеленевшие бревна свай, похожих на слоновые хоботы. Самые хижины, построенные на сваях, тонули во мраке неба.

На следующий день ни одна женщина не вышла на полевые работы. Картье не мог не заметить этого. И когда на второй и на третий день повторилось то же, он сдался.

— Ами, рюмочку коньяку, э?

Фельдшер понял, что ветер переменился, и принял предложение. В пять минут приятели поделили между собой поля туземцев и возобновили союз.

— Но они забросили поля, — воскликнул Картье. — Они попрятались в свои голубятни и даже не выходят на улицу. Не предупредил ли их какой-нибудь негодяй о наших намерениях?

— Не знаю, кто бы это мог быть.

— Я так же. Если бы я это знал, то своими руками выдрал бы его бороденку.

Лекок даже не притронулся к бороде, на которую откровенно покосился сборщик. Хитрый человек предложил погрузиться на джонки и уехать в Луан-Прабан, чтобы обмануть подозрения туземцев. Недельки же через две вернуться обратно прямо к жатве.

— Вы — настоящий друг! — воскликнул Картье и обеими руками пожал руку Лекока.

План был одобрен, разработан в подробностях, и слуги получили соответствующие распоряжения. Но вечером Да-нонг, старший слуга сборщика, открыв по обыкновению решетчатые ставни, заменявшие оконные стекла в этих душных широтах, и поставив на стол два прибора с прохладительными, почтительно доложил, что джонок нет.

— Как, ни одной?

— Ни одной, кроме лодки капитана. Ни одной джонки и ни одного аннамита, капитан.

— Куда же они делись? Может быть отправились на рыбную ловлю?

— Должно быть отправились на рыбную ловлю.

Лицо Данонга было как всегда непроницаемо и бесстрастно.

— Пошли мне старшину, — рявкнул Картье.

— Старшина уехал!

— Пришли его помощника.

Но и помощника не оказалось. Все это было странно. Лекок сам пошел в деревню и вернулся через полчаса, зеленый, как незрелый пизанг.

— Они уехали, — сказал он, — уехали все. С женщинами, детьми, курами и собаками. Деревня пуста.

Это была истина. Чиновники не могли притти в себя от изумления.

Деревня стояла на берегу реки, отделенная от нее длинной болотистой отмелью, заросшей папоротниками и бамбуком. Небольшие тинистые пруды, в которых обычно целыми днями лежали пепельно-черные буйволы, выставив наружу лишь свои ноздри и чудовищные рогатые головы, теперь были пустынны. Безмолвные дома, поднятые на сваях под самые кроны манговых деревьев, чернели провалами открытых дверей. Нигде не было ни души. На очагах серела остывшая зола, в хлевах притаилась тишина.

Чиновники взлезали по шатким бамбуковым лестницам и, нагнувшись, входили в хижины, в которых им никогда раньше не приходилось бывать.

От сырости стены были покрыты грибовидными лишаями и зеленоватыми подтеками плесни. Пахло своеобразным запахом мускуса, вяленой рыбы и ароматических трав. Вся несложная утварь домашнего обихода аннамитов была вывезена. Не осталось ни одного глиняного горшка, ни одной ширмы, ни одной цыновки. Лишь большие черные тараканы суетились по углам, шевеля усами, да в тростниковых кровлях шуршали ящерицы.

— Объясните же мне, Лекок, куда они поехали?

— Полагаю, искать новых мест для поселения. Это бывает. А может быть просто переселились на реку. Вы знаете, есть такие селения — прямо на воде, на джонках.

— Но эго бунт! — воскликнул Картье. — Я дам знать в город, нам пришлют солдат, я заставлю их работать!

Ему отвечало эхо пустых домов и жалобное мяуканье забытого ь траве котенка. На берегу реки стояла одна лодка сборщика и легкий челнок фельдшера, любителя рыбной ловли. Кругом серебрились рисовые поля.