Всемирный следопыт, 1930 № 03 - [29]
Чтобы рассуждать так, вовсе не надо было проходить уроков политграмоты, потому что Тумоуль эту грамоту проходил на собственном горбу. Он был подлинным лесным пролетарием. Отца у него давно уже не было — его одолел на охоте медведь. Потом страшная «царапка» пожрала оленей, а когда умерла мать, имущества у него осталось ровно столько, сколько надо было положить в могилу, как этого требовал обычай. Охотнику без жены нельзя, а так как купить ее было не на что, то ему оставалось зарабатывать ее так, как это было принято в лесах.
Гольдырек в этом году исполнилось пятнадцать зим, и она была хорошая девушка. У нее были толстые щеки, черные глаза и звонкий, как у лебедя, голос. За две зимы, что жил Тумоуль в их становище, она привыкла смотреть на молодого охотника как на своего будущего мужа и проявляла некоторый интерес к тому, что его касалось. Она чинила его одежду, готовила ему еду, когда он возвращался с охоты. И когда между ее отцом и Тумоулем возникали разногласия по поводу «крючков мудрости», сочувствие девушки— правда, молчаливое — естественно, было на стороне молодого охотника. Для чего Тумоулю нужны были эти крючки, Гольдырек не знала, ко не видела ничего плохого в том, что он вырезал их на деревьях, — ведь иногда и она делала то, что не нравилось старшим.
Так проходила учеба Тумоуля. Он ходил по тайге, высматривал птицу, ставил верши, а в промежутках вырезал на деревьях слова и буквы. Суслов дал ему карандаш и бумагу, но он их берег: ведь ему так много надо было записать. Иногда он ложился где-нибудь под корягу, доставал из сумки букварь и, перелистывая его, думал, осилит ли он все, что написано в книге?
Как всякому человеку, взявшемуся за трудное дело, ему случалось сомневаться в своих силах.
Бывая на лесной стройке, он задавал тысячи вопросов о самых разнообразных вещах и, не понимая многого из того, что ему отвечали, убеждался, что учиться вовсе не так легко, как он думал. В такие минуты он подолгу смотрел на портрет, помещенный в букваре. Это был Ленин. Тумоуль называл его «царем бедных»[7], безотчетно уважал его и думал, что он все видит и знает, что делается на земле. С какой бы стороны Тумоуль ни смотрел на портрет, взгляд глубоких строгих глаз всегда был обращен на него, — это было немного страшно и в то же время почему-то радостно. «Вот, — думал он, — царь бедных смотрит на меня, он знает, что я делаю. Он велел учиться. Почему же я не учусь?»— Тумоуль вскакивал на ноги, хватался за нож и с еще большим усердием принимался вырезать на деревьях «крючки мудрости».
Охотник учился, а вокруг прыгали белки, шныряли горностаи, копались в колодах, разыскивая личинки, лохматые медведи, — четвероногим обитателям тайги не было дела до того, чем занимался человек. И все же было существо, которое проявляло большой интерес к занятиям Тумоуля. Уходя от дерева с вырезанными на его стволе знаками, Тумоуль не раз замечал позади себя странную, одетую в меха фигуру, рассматривавшую то, что он писал. Это был Джуроуль, про которого говорили, что злые духи похитили у него разум. Это случилось после того, как его жена ушла в лес и не вернулась, и вот с тех пор он искал ее в тайге, пугая по ночам охотников дикими криками. Жил он одиноко, людей чуждался, никогда с ними не разговаривал, а питался тем, что по ночам подбирал у становищ. Жалея его, Тумоуль всегда оставлял на месте охоты что-нибудь из своей добычи — утку, капалоху или связку рыбы, так как знал, что Джуроуль это подберет. Теперь Тумоуль делал это редко, потому. что не много добывал сам, но сумасшедший почти всегда ходил по его следам, останавливаясь у каждого дерева с вырезанными знаками. Уж не думал ли он по этим крючкам найти свою жену, как охотник находит по следу хитрую лисицу?..
В последний день лебяжьего месяца в становище Мукдыкана костер горел ярче обыкновенного. Приехали гости: толстый неповоротливый Бургуми, маленький вертлявый Хатрапчо, подслеповатый Токуле и, наконец, рябой Амультен. Недоставало только шамана Тыманито, и тогда налицо были бы все самые старые и мудрые люди рода. Но Тыманито редко вылезал из своего логова, он, как и подобало главному шаману, находился непрерывно в общении с духами. К нему обращались лишь по важным делам, а во всех остальных случаях его заменял Мукдыкан.
Сородичи собрались обменяться мнениями о суглане, который несколько дней назад собирали русские в устье Кочечумо. Это был странный суглан: обычно на сугланах разрешалось говорить только мужчинам, и притом тем из них, которые имели свое становище, а на этот раз говорили не только такие голяки, как Тумоуль, но даже и женщины. Правда, старикам удалось настоять, чтобы говорили только вдовы, сами ведущие хозяйство, но и этого никогда раньше не бывало…
В то время как женщины хлопотали над котлами, приготовляя чай, мужчины сидели, поджав ноги, вокруг низенького столика и угощались вареными глухарями. Говорил больше Мукдыкан, остальные лишь изредка вставляли короткие реплики, утвердительно кивая головой.
