Всемирный следопыт, 1930 № 01 - [3]
Все эти разговоры и слухи опять заставили меня насторожиться. Умно ли я поступил, что ничего не рассказал комиссару? Не затевается ли именно теперь какой-нибудь подвох. Толки о капризах машины казались мне весьма подозрительными. Ведь заодно с капитаном мог быть и Шнип, который пришел на выручку Голубкову в самый опасный для него момент.
В конце концов я решил завтра же утром пойти к комиссару и рассказать все без утайки.
Однако капитан и на этот раз опередил меня. Измученный работой в раскаленном машинном отделении, я немного проспал. Когда я показался на баке, вся команда находилась в явном возбуждении, а сверху, с капитанского мостика раздавался раскатистый довольный смех комиссара.
Причина общего необычайного оживления была ясна. Наш пароход тихим ходом шел прямо на маленький остров, который в десяти-двенадцати километрах от нас круто вздымался из океана серой массой, походившей на освещенное солнцем облако. В нем было что-то странное и отталкивающее. Горы тянулись к небу потрескавшимися из'еденными вершинами, а над ними беспорядочно крутились облака, напоминая огромное, развеваемое ветром покрывало. У подножья гор виднелась белая линия прибоя.
Мы приблизились к острову и пошли вдоль его северного берега, когда навстречу нам потянулись густой тучей морские птицы. Они начали кружиться над пароходом с неприятными криками, а некоторые даже спускались на палубу и бегали по ней, продолжая издавать пронзительные крики. Поведение этих зловещих птиц угнетающе подействовало на суеверных старых моряков, которые старались палками сшибить крикунов.
Вот прошла северная сторона, и остров на невидимой оси начал поворачиваться к нам восточной стороной, изрезанной мелкими заливчиками, из которых выглядывали огромные камни.
Южный берег тоже оказался обрывистым и угрюмым. В скалах чувствовался зловещий вызов. Зубчатые вершины гор точно кого-то хмуро поджидали, а множество оторвавшихся от берега скал словно часовые охраняли подступы к нему. Мы стали уже поворачивать на север, когда увидели широкий, глубоко вдавшийся в берег залив; здесь глаза всех тотчас же приковал к себе корпус разбитого судна, выкинутого на берег. Очевидно оно было загнано сюда ужасной бурей, которая сперва исковеркала его о рифы, а затем выплюнула на песчаный берег залива, где жалкие остатки его корпуса лежали теперь, словно сведенные предсмертной судорогой.
Наконец, западная сторона острова открывалась высеченным утесом, который походил на колонну такой строгой цилиндрической формы, что заставлял думать о титанической постройке. Его белая, повидимому меловая вершина ослепительно блестела на солнце. Вокруг утеса тусклым движущимся облаком носились с печальным криком все те же морские птицы. Уже одно их неисчислимое множество наводило на мысль о полной уединенности и пустынности берега. За утесом виднелась белоснежная полоса: это узкая горная речка стремительно неслась по отвесному берегу и падала в море. А дальше тянулись все те же зазубренные и хаотически развороченные горы.
Так мы обошли кругом весь остров и снова направились к его южному берегу, чтобы отдать якорь в той бухте с разбитым судном, которую образовали две далеко выступавшие в море каменистые косы.
Я все еще задумчиво глядел на уткнувшийся в берег скелет погибшего корабля, когда рядом со мной раздался зычный голос комиссара:
— Вот он где, пропащая душа! Нечего нос вешать, братишка. Шнип отпускает тебя на берег. Вот и собирайся. Сначала поохотимся, а затем на берегу обедать будем.
Дружески хлопнув меня по плечу мощной лапой, комиссар быстро ушел, а я его не задерживал: у меня появилась надежда с глазу на глаз поговорить с ним на острове. Я не долго собирался. Захватил ружье с патронташем, чистую смену белья, чтобы надеть ее после купанья, да пару донных удочек, и выпросил на кухне кусок мяса для насадки.
IV. Одолеваем рифы.
Когда вышел на палубу, большой двенадцативесельный бот был уже спущен, и там весело гудела первая партия отправлявшейся на берег команды. Матросы шумно радовались неожиданной остановке, словно школьники загородной прогулке. Ждали только капитана с комиссаром, а тем временем принимали провизию, котелки, кружки и прочую кухонную утварь.
— Ну, Трофимыч, принимай команду на себя, — заявил капитан сидевшему на руле боцману. — Думаю, что в такой ясный день мы легко пройдем рифы.
— Не всегда-то легко пройти через буруны и в тихую погоду, Иван Филиппыч, — отозвался боцман, берясь за румпель.
Когда говорят о рифах, то немногие представляют себе кольцеобразные рифы, то-есть расположенную кругом каменную гряду. Раскинувшийся петлей риф — сущий младенец перед тем хищным зверем, который зовется рифом-коридором. Здесь сплошная каменная гряда лишь в некоторых местах прорезывается тесными проходами, в которых беспокойно толкутся и мечутся волны. Всегда, даже в тихую погоду, одинаково в часы прилива или отлива здесь бурлит волна. Здесь такая же давка, как в охваченной паникой толпе.
Нам предстояло встретиться с тройным рядом таких рифов-коридоров, которые вытянулись вдоль берега и словно защищали его от непрошеных гостей. Каждый из них высоко подбрасывал огромные валы; рифы были отделены друг от друга широким пространством пенистой взмыленной воды. «Кронштадт» остановился у самого входа в бухту, и до берега было около трех километров.
