Всемирный следопыт, 1927 № 10 - [41]
Понял я, что не дойти мне до дому в таком виде. И тут я сообразил, что поблизости должен находиться железнодорожный разъезд «№ 63». Хотя единственный пассажирский поезд и прошел нынче утром, а все же я решил толкнуться на разъезд. Авось, на мое счастье, какой-нибудь товарный поезд пройдет еще в сторону города, а кондуктор войдет в мое положение и дозволит прокатиться на тормозе всего один лишь прогон.
Свернул к разъезду и тихонько поплелся. Пройду четверть часа — и валюсь на снег от усталости. Измучился вдребезги, а на душе легко и хорошо…
«Ну, — думаю, — теперь мне поперло. Жена обрадуется. Вот обрадуется! Прежде всего — лисы: рублей по 17, а то и по 20 за шкуру — это уже около 40 рублей… Жене, так и быть, отдам рублей двадцать пять — тридцать, а остальные денежки — мои. Выпью с Семеном Семеновичем… А зайцы?.. Опять же: и вкусно, и сытно, и много… Жена будет рада. Ей больше нечем будет крыть, когда я днями буду пропадать на охотах… Главное же — факт налицо; моим неудачам отныне конец!».
Я подходил к разъезду. Увешанный добычей, еле взошел я на платформу. При виде меня ахнули и начальник разъезда и станционный сторож. Они обступили меня с расспросами и похвалами.
— Вот это я понимаю — охотничек!
— Ага, попалась, которая курей моих таскала, — радовался сторож, поглаживая убитую лису. — У-у, гладкая какая— на хороших харчах жила.
Докука тоже вызывала восторг.
— Ну и собака… Вот, действительно, я понимаю — салбернара!
Я спросил, не будет ли случайно товарного поезда в город и можно ли будет проехать на нем.
В этот день мне положительно везло. Оказалось, что на запасном пути, у семафора, уже стоит товарный состав, который сию минуту отправится.
Увешанный добычей охотник всегда является героической личностью, и все ему сочувствуют.
— Бегите скорее к поезду… Эн фонари виднеются. Сигайте на тормоз без разговору, и минут через сорок будете дома.
Спотыкаясь, бросился я в указанном направлении, ведя на сворке Докуку. Из надвинувшегося тумана неожиданно выплыли силуэты вагонов. На тормозе последнего вагона чернелась фигура кондуктора. Этот черствый человек, однако, оказался большим формалистом и отказался допустить меня на тормоз. Я спорил и настаивал, а время шло. Раздался свисток кондуктора, и я ринулся вперед с намерением сесть на следующий же тормоз.
Таковой оказался не далее, как через три-четыре вагона. На площадке стоял какой-то человек.
— Эй, гражданин, помогите мне с зайцами и лисами взобраться к вам на тормоз!
— Охотник… Ну что же, лезьте живее. Поезд трогается, — прозвучал низкий бас незнакомца.
— Берите зайцев!..
— Даешь зайцев! — пробасила черная фигура, ловко принимая от меня добычу.
— Возьмите лисицу!..
— Даешь лисицу! — снова пробасил неизвестный гражданин.
Поезд тихонько начинал трогаться.
— Берешь другую!
— Даешь другую!
Вся моя добыча очутилась на тормозной площадке.
Я обхватил обеими руками Докуку и поднял ее на воздух.
— А ну, хватайте теперь собаку за ошейник… Тащите скорее.
— Собаку?.. Да ведь она укусит!
— И не тронет: она смирная… Берешь собаку!.. Ну, скорее.
— Да что вы, гражданин?.. Дурак я што ли, чтобы собак ваших таскать?..
Поезд прибавлял ходу… Я шел рядом с вагоном… Я попробовал прижать одной рукой к себе громко взвывшую Докуку. Свободной рукой я ухватился за железную ручку. Докука с визгом металась. Но незнакомец неожиданно преградил мне дорогу.
— Куда вы претесь, гражданин?.. Нешто сюда можно с собакой?.. Катитесь вы…
— Бросайте обратно лисиц!.. Бросайте скорее!.. — надрываясь, кричал я вслед уходившему поезду.
— Счастливо оставаться! — басила темная фигура негодяя, исчезая во мгле тумана, в котором вскоре исчез и весь поезд, унося мою добычу в неизвестные города и страны… Его дразнящие красные фонари уже уплыли в молочном тумане, и лишь хохотавшие колеса четко отстукивали:
— Дурак-болван, дурак-болван, дурак-Золван…
— Где же ваши лисы и зайцы? — встретил меня начальник разъезда.
Я объяснил…
Как хохотал начальник! До чего смеялся станционный сторож! Дураки!.. Они буквально валились от смеха. Видно, скучно жить на разъезде.
Моя история с уехавшими лисами и зайцами внесла большое разнообразие в серую жизнь маленького разъезда «№ 63». Начальник дважды заставил меня рассказать ему все по порядку. Он так был доволен, что распорядился поставить самовар…
Разбитая Докука в углу мрачно зализывала истерзанные лапы, которым нынче так досталось. Она недоумевающе смотрела мне в глаза.
Она все понимала, но, к счастью, не умела ругаться.
Во время чая любезный начальник протелеграфировал на следующую станцию, однако, оттуда ответили, что на подошедшем поезде нет ни зайцев, ни лис, ни подозрительных граждан, говорящих басом. Куда они исчезли — я не узнаю, не узнаю никогда…
Лишь поздно ночью пешком доплелись мы с Докукой домой, усталые до пределов человеческой и собачьей возможности…
Жена ругалась… Нет, до чего она ругалась!.. Ни единому слову из моего рассказа она не поверила и объявила мне, что я всю свою жизнь нагло врал…
