Всемирный следопыт, 1926 № 03 - [16]

Аэропланы Новой Страны, появившись над Англией целой тучей, выпускали бесчисленные нити, которые покрыли острова легкой, но прочной сеткой, приостановив всю жизнь.

Истребители, поднявшись для погони за врагом, наткнулись на падающую сверху сеть и запутались в ней. Сеть медленно опускалась и накрыла своими редкими петлями всю Великобританию от Оркнея до Фальмута и от Корка до Ярмута…

Вся страна и Ирландское море оказались под тонкой, но очень прочной паутиной из неведомого материала, напоминающего вискозу (искусственный шелк). Воздушно-морские эскадрильи Англии не могли выпутаться из паутины, остановившей и все автомобильное и железнодорожное движение… Лондон был беззащитным, и если бы военные вожди Новой Страны захотели применить к противнику те способы войны, какие практиковал он сам, то это было бы очень легко сделать.

Вместо этого пылесеи носились вдоль английских берегов, в Ламанше и в Немецком море, разливая какую-то белую жидкость, похожую на известковое молоко. Через несколько дней было замечено, что воды морей, окружающих Англию, приобрели заметный молочный оттенок. Анализ, сделанный во многих лабораториях, показал одно и то же, что морская вода кишит какими-то корненожками, весьма похожими на тех, из скорлупок которых в меловую эпоху слагались земные пласты в десятки километров мощностью.

Море вокруг Великобритании быстро мутнело, окрасив морские течения далеко вокруг молочною рекой. Через десять дней, которые понадобились на то, чтобы распутать и разорвать над страной накинутую на нее сеть, вода в прибрежных водах стала похожа на жидкую кашицу, в которой с трудом пробивались моторные суда. А еще через десять дней воды Ламанша застыли, подобно гипсовой отливке, и из Шербурга в Портленд и из Дувра б Кале посуху на лыжах перебрались первые смельчаки. Англия превратилась в полуостров, а ее великолепные гавани и бухты продолжали обрастать мелями и рифами… из отложений мельчайших раковин.

Продолжать борьбу при этих условиях было бессмысленно. Америка, которая созерцала в полной боевой готовности борьбу, предложила противникам свое посредничество. Англия согласилась первая вступить в переговоры о мире. Перемирие было заключено в Бендер Абассе, и в Дэли в стандартном зале открылись мирные переговоры, которые были, в сущности говоря, переговорами об унификации мирового хозяйства».

Так рассказывают учебники о величайшей победе, когда-либо одержанной в мире. Вместе с тем была одержана и другая победа, значение и смысл которой мы и не решаемся определять.

Бэрд Ли был на вершинах упоения. То, что он предложил применить к Великобритании, так сказать смирительную рубашку для технического мира, было эпизодом мало значительным в общих очертаниях мировой борьбы, но Америка подняла вокруг этого события неслыханный и невиданный шум.

Еще не были разобраны развалины небоскребов, а уж подле них в сараях из волнистого железа выли ротационные машины, печатая портреты американца Бэрда Ли, величайшего изобретателя всех времен и народов, гениальнейшего из всех журналистов Нового Света (так еще продолжали именовать в патетические минуты американцы свою страну). Бэрду Ли платили за интервью по пятидесяти долларов за слово.

Образовался новый газетный трест, который предлагал Бэрду Ли десять миллионов долларов за его дневник во время пребывания в стране Чинграу…

У Бэрда Ли начались головокружения и странные боли в теменной части головы. Янти посоветовала Бэрду Ли обратиться снова в клинику Чинграу:

— Я боюсь, что это отголосок того дня, когда прорвалась плотина и вы не хотели меня освободить от своих об’ятий…

Она лукаво усмехнулась, у Бэрда Ли крепко застучало сердце.

Профессор Гафтер подверг череп Бэрда Ли подробному обследованию. Он просвечивал его, рассматривал с глубоким интересом посредством ультрамикроскопа[3]).

— Гм. Поразительно. Невероятно, — бормотал профессор, — мой друг, признаюсь, прошлый раз я воспользовался тем, что ваша черепная коробка раскрыта, и удалил, в виде опыта, одну из мозговых извилин. И, представьте себе, я сделал это недостаточно чисто, — мозг ваш регенерирует дефект. Осталось там всего несколько клеточек этой извилины, и, представьте себе, они разрослись… Нет, нет, это не соединительная ткань, — это именно то корковое вещество мозга, в котором заключено все… Мой друг, вы не чувствуете себя немножко, как бы это деликатнее выразиться… американцем, что-ли?..

Бэрд Ли вспыхнул:

— Сударь! Что за странный вопрос, вы знаете, что я американец…

Профессор Гафтер грустно развел руками:

— Есть вещи, перед которыми бессильна и наша хирургия… Мне остается предложить вам полный покой. Располагайтесь в нашем саду, отдыхайте…

— Можно ли мне принимать гостей?

— С разбором, мой друг, с большим разбором. Принимайте гостей, но таких, к которым вы совершенно равнодушны. До свидания, сударь…

Бэрд Ли расположился на покойном кресле под развесистым кленом, по веткам которого прыгал и насвистывал веселую песню черный дрозд. К одной из веток дерева был прикреплен рупор громкоговорителя. Бэрд Ли закурил грубку, пыхнул дымом и включил антенну. Пасть громкоговорителя разверзлась потоком сообщения: