Всемирный потоп. Великая война и переустройство мирового порядка, 1916–1931 годы - [196]
В начале февраля 1922 года при канцлере Вирте произошла единственная крупная забастовка рабочих государственного сектора за всю историю Германии. Сначала Вирт намеревался принять жесткие меры, использовав чрезвычайные полномочия, предусмотренные конституцией Веймарской республики. Но даже Карл Зеверинг, который в 1920 году стоял во главе восстания коммунистов в Руре, а теперь занимал пост министра внутренних дел Пруссии, действуя достаточно жестко, делал тем не менее все, чтобы избежать всеобщей конфронтации. «Следствием станут грабежи и нехватка продуктов. Потом в качестве последнего средства будет задействован рейхсвер, а затем мы получим гражданскую войну»[1260]. Такого развития событий удалось избежать, но выплаты по репарациям, срок которых подходил 18 марта 1922 года, опустошили валютные запасы Рейхсбанка. 21 марта 1922 года Репарационная комиссия заявила, что Германия может приостановить выплаты до 15 апреля, но при условии, что она сейчас же даст согласие на проведение в ближайшие недели налогово-бюджетной консолидации. Рейхстагу до конца мая предстояло провести голосование по вопросу о сборе дополнительной суммы в 60 млрд марок в виде налогов. По сути дела, государственная финансовая система Германии была под международным надзором. Находившиеся в Париже переговорщики по вопросам репараций предупреждали Берлин, чтобы тот не проявлял чрезмерного усердия. Угрозы, прозвучавшие 21 марта, были на самом деле смягченным вариантом еще более далеко идущих требований, выдвигаемых Францией. В Париже вновь зазвучали разговоры об «османизации» Германии[1261]. Правительство Германии восприняло эти новые требования как серьезное нарушение суверенитета государства и новую попытку низвести Германию до уровня стран второго или третьего разряда, включив ее в число тех, которые однажды были вежливо названы семьей народов. И если правила устанавливал не Ллойд Джордж, а Пуанкаре, то обоснованность визита Ратенау и Стиннса в Лондон в декабре 1921 года оказывалась под вопросом[1262].
Штреземан и Ратенау все с большим отчаянием обращали свои взоры в направлении Соединенных Штатов. Выступая в рейхстаге, Ратенау заявил, что «никогда прежде ни одна страна не держала судьбы континента в своих руках так крепко, как это делает сейчас Америка»[1263]. Призывы Ратенау не находили отклика в Вашингтоне. Администрация Гардинга ни на шаг не отступала от позиции, впервые сформулированной Гувером для администрации Вильсона в мае 1919 года. Лучшим способом заставить европейцев прийти к удовлетворительному решению может быть только отказ Америки от вмешательства в европейские дела. Европейский кризис с репарациями, как и вызванный дефляцией экономический кризис 1920 года, будет продолжаться до тех пор, пока не возобладает построенная на деловых интересах логика восстановления[1264].
Начало работы Генуэзской конференции, созванной по инициативе Ллойда Джорджа, в отличие от Вашингтонской конференции, не было сенсационным. Сложная сделка, которую предстояло заключить, не предполагала неожиданных предложений, подобных тому, которыми государственный секретарь Хьюз удивил весь мир. Америка в конференции не участвовала, Пуанкаре предпочитал держаться в стороне, поэтому ведущую роль взяла на себя Британия. И это с самого начала поставило переговоры под угрозу. Ллойд Джордж свел процедуру открытия 14 апреля 1922 года к довольно неудачной шутке по поводу того, что Христофор Колумб, в свое время открывший Америку для Европы, был гражданином Генуи, и «он надеется, что теперь этот город сможет открыть Европу для американцев»[1265]. Отношения между Британией и Францией оставались напряженными, так как Пуанкаре продолжал настаивать на том, что вопрос о репарациях не должен обсуждаться на конференции. Италия не могла заменить Францию в качестве равноправного партнера. Фашистские отряды свободно разгуливали по сельским районам страны, в Риме наблюдался опасный вакуум власти, который через год сделает возможным восхождение к власти Бенито Муссолини. Участие Японии в работе конференции подразумевалось само собой, хотя на ней, в отличие от Вашингтонской конференции, жизненные интересы Японии не затрагивались.
Делегация Германии демонстрировала свое возмущение и вела себя бестактно. Настоящей сенсацией на конференции стала советская делегация.
В Генуе много говорилось о том, что эта конференция знаменует новый этап в европейской политике, представляя собой первую мирную конференцию после окончания войны, в которой принимают участие все. Но ничего, кроме полного разочарования, эта конференция не принесла. В Лондоне многие не скрывали недовольства компромиссами, которые сам Лондон и предлагал
