Всемирный потоп. Великая война и переустройство мирового порядка, 1916–1931 годы - [167]
Пользуясь тем, что Вильсон демонстративно отказался поддержать французское вторжение во Франкфурт во время капповского путча в марте 1920 года, а Сенат не ратифицировал Версальский договор, Берлин направил свои внешнеполитические усилия на то, чтобы склонить Америку вновь выступить в качестве арбитра в вопросе установления в Европе «мира между равными». Но, столкнувшись с кризисом в решении вопроса о репарациях и с проблемой Силезии, границы которой предстояло определить в 1921 году, вступивший в должность государственного секретаря Чарльз Эванс Хьюз не решился выступить в опасной роли, которую ранее пытался играть Вильсон. 10 мая 1921 года, за два дня до истечения срока ультиматума, правительство Германии прекратило свое существование[1082]. Как и в 1918 и 1919 годах, правые в Германии выступили с громкими призывами к конфронтации. Их циничный расчет состоял в том, что вторжение союзников на западе Германии вызовет подъем патриотического сопротивления и позволит сделать то, что не удалось Каппу во время прошлогоднего путча. Но в 1921 году, как и в двух предыдущих случаях, верх одержал raison d’état. 11 мая, за 24 часа до истечения установленного союзниками срока, в Берлине было создано новое коалиционное правительство. Его вновь возглавил политик от партии Центра, Йозеф Вирт, преемник Маттиаса Эрцбергера в качестве представителя левого крыла партии. Первым делом ему предстояло достигнуть договоренности с Антантой. Но тут возникал вопрос: даже если у Германии была политическая воля «выполнить свои обязательства», могла ли она заплатить? (табл. 9).
Прямой связи между репарациями, Рурским кризисом и гиперинфляцией 1923 года не существовало. Весной 1920 года вслед за поражением путча Каппа золотая марка окрепла по отношению к доллару. В период с марта по июль цены упали на 20 % и стабилизировались. На какой-то момент казалось, что Веймарская республика пойдет по тому же пути дефляционной консолидации финансов, что и остальные страны мира. Это не могло не радовать с учетом того, что должно было случиться позже[1083]. На фоне резкого роста безработицы в Британии окончание послевоенного бума в начале 1920-х годов воспринималось в Германии со смешанным чувством облегчения. Существовали серьезные опасения по поводу того, что недостаточно сбалансированная германская политическая система может не выдержать массовой безработицы, на которую правительства Британии и США обрекли жителей своих стран. Так или иначе, репарационный кризис весны 1921 года нарушил эту временную стабильность. В июне того же года после нескольких месяцев стабильных цен инфляция возобновилась, достигнув двузначных показателей уже в августе. Экономисты в Германии заговорили о том, что чрезмерные репарации делают абсурдной любую мысль о стабилизации. Франция на самом деле намеревалась «османизировать» Германию, превратив ее в такого же попавшего в рабскую зависимость заемщика, как обанкротившиеся Китайская и Османская империи.
Таблица 9. Выплаты Германии, 1918–1931 гг., млрд марок 1913 г.
Нельзя отрицать и того, что следовавшие одно за другим требования выплаты репараций сыграли значительную роль в создании в Германии обстановки хаоса. Настойчивость Франции, остро нуждавшейся в наличных и требовавшей выплаты значительной части репараций в 1921 и 1922 годах, ставила Веймарскую республику в крайне тяжелое положение[1084]. Однако утверждения о том, что Германия не в состоянии сделать ничего, чтобы исправить ситуацию, не соответствовали действительности, а лишь отражали нежелание националистов смириться с поражением[1085]. Те, кто действительно выступали в поддержку республики, настаивали на том, чтобы Германия проводила ответственную финансовую политику, выставляя при этом Францию и Британию в невыгодном свете и демонстрируя практическую невозможность выполнения их требований. Как неоднократно отмечали эксперты союзников, включая самого Кейнса, даже если Германия не могла вернуть условия, существовавшие до войны, она, без сомнения, была в состоянии предотвратить свое дальнейшее падение, как это сумели сделать Япония, Франция или Италия. Цены оставались бы на высоком уровне, но при соответствующем снижении обменного курса Германии удавалось сохранить свою конкурентоспособность на мировом рынке. Это создавало прочную основу для возобновления переговоров. В то же время если бы Германия не пошла на это, то ей было не на что рассчитывать, кроме как на хаос, оккупацию и гражданскую войну.
