Всемирный потоп. Великая война и переустройство мирового порядка, 1916–1931 годы - [114]

В отличие от политического руководства лейбористской партии, профсоюзы ясно понимали реалии власти. Они чувствовали свою силу, но осознавали при этом, что всеобщая забастовка не оставит правительству иного выбора, кроме как прибегнуть к силе. Как говорил Эрнст Бевин, лидер влиятельного профсоюза транспортных рабочих, если «тройственный союз» осуществит свои угрозы, «я полагаю, должна будет начаться гражданская война, но не представляю, как правительство сможет, если в этом примут участие все профсоюзы, избежать битвы за верховенство и власть, и я не думаю, что наши люди решатся на такой шаг, если поймут, о чем идет речь»[707]. Лейбористская партия потерпела поражение на выборах, и Ллойд Джордж мог рассчитывать на поддержку парламента. Обе стороны в случае столкновения рисковали образом Британии как «мирного королевства», поэтому профсоюзы и коалиция Ллойда Джорджа предпочли торг.

24 февраля 1919 года Ллойд Джордж, пытаясь успокоить «тройственный союз», убедил Федерацию шахтеров Великобритании согласиться с созданием Королевской комиссии по вопросам национализации. В ноябре 1918 года премьер-министр склонил противившихся этой идее партнеров-консерваторов поддержать платформу со смелым названием «Демократическая программа реконструкции». Лидер консервативной партии Эндрю Бонар Ло со всей откровенностью объяснил аристократу лорду Бальфуру логику этого соглашения. У тори был соблазн поквитаться со своим давним злейшим врагом Ллойдом Джорджем. Но если они решатся на это, то рискуют вступить в противостояние и «с либеральной, и с лейбористской партией вместе…» И даже если консерваторам удастся в одиночку обеспечить себе большинство, возникшая поляризация окажется крайне опасной. «Единственный шанс… найти рациональное решение» множеству проблем, связанных с восстановлением, состоял в том, чтобы ими занялось правительство, в котором представлена не одна «часть» британского общества, а элементы всех основных лагерей. Тогда может появиться «хотя бы шанс на то, что реформы, которые, несомненно, необходимы, будут проведены наименее революционным путем, из всех возможных в имеющихся условиях»[708]. В решающую минуту Ллойд Джордж напомнил своим коллегам по кабинету министров об этом важном политическом моменте. После того что они потратили для победы в войне, было бы глупо препираться из-за нескольких сотен миллионов, необходимых для обеспечения мира в своей стране. Если бы война продолжалась еще один год, разве не смогли бы они собрать тем или иным способом еще 2 млрд фунтов стерлингов? А по сравнению с этим «71 млн фунтов стерлингов был дешевой страховкой от большевизма»[709].

Разумеется, привычка к расходам военного времени не может сохраниться навсегда. 30 апреля 1919 года канцлер Казначейства Остин Чемберлен представил в парламент бюджет, согласно которому государственные расходу урезались наполовину[710]. Но если военные расходы сокращались, то одна пятая бюджета направлялась на субсидирование цен на хлеб и железнодорожных тарифов, военных пенсий и других расходов, связанных с демобилизацией. Никогда прежде расходы на социальные нужды не занимали столь приоритетного положения перед расходами на имперскую оборону.

До войны Ллойд Джордж проявил себя как один из главных архитекторов современной демократии, выступая против палаты лордов в вопросе о создании современной системы прогрессивного налогообложения. В то время перед ним стояла задача построения демократических основ, опираясь на которые можно было обеспечивать растущие расходы на социальные нужды и на финансирование гонки морских вооружений с кайзеровской Германией. В 1919 году возглавляемое им правительство, внесшее свой вклад в разгром Германии, столкнулось с фискальным кризисом невиданного масштаба. В 1914 году государственный долг Британии составлял только 694,8 млн фунтов стерлингов. Пять лет спустя он увеличился до умопомрачительных 6,142 млрд фунтов стерлингов, из которых 1 млрд фунтов стерлингов составляла задолженность перед Америкой, причем не в фунтах стерлингов, а в долларах (табл. 7)[711]. Еще в 1919 году на обслуживание задолженности расходовалось 25 % всего бюджета, а в обозримом будущем этот показатель должен был приблизиться к 40 %. Ноша была тяжела, но и Британия была богата. Внутренняя и внешняя задолженность Франции и Италии была пропорционально еще выше. По оценкам современников, за время войны размер государственного долга Италии достиг 60 % ее довоенного национального богатства, в сравнении с 50 % в Британии и всего лишь 13 % в США[712].

Таблица 7. Новая иерархия финансовой власти: американская оценка бюджетных позиций перед заключением Версальского договора, декабрь 1918 г., млрд долл. США

11 декабря 1918 года в своей импровизированной речи в Бристоле Ллойд Джордж сделал самое провокационное заявление за всю предвыборную кампанию «цвета хаки». Когда речь зашла о репарациях, он сообщил ликующей толпе, что немцам не удастся легко отделаться – «мы проверим, что у них в карманах»[713]. Столь популистское заявление, отмечали критики премьер-министра, привело к катастрофе на Версальской мирной конференции. Если считать это высказывание простой демагогией, можно упустить из виду реалии финансового кризиса и беспрецедентную глубину социального конфликта. Несмотря на все разговоры левых лейбористов о вильсоновском мире без контрибуций, репарации были не просто предметом разногласий между левыми и правыми. Для того чтобы выплата военных долгов не сделала тщетными все усилия по созданию более справедливого общества, в котором обеспечены государственное образование, социальное страхование и государственная жилищная программа (а именно эту повестку дня разделяли новые либералы и социалисты-реформаторы по всей Европе), требовалось найти дополнительные источники финансирования. Джон Мэйнард Кейнс, ставший позже одним из наиболее ярых критиков репараций, признавал весной 1919 года, что «чувствительный для населения вопрос о контрибуциях… не основывался хоть на каких-то разумных расчетах того, сколько на самом деле сможет заплатить Германия». Вопрос исходил из «обоснованного понимания невыносимости ситуации», с которой столкнутся европейские победители, если Германия не возьмет на себя значительную часть этого груза