Всемирный, глобальный, надвигающийся - [32]

– Ха-ха! Ты не настолько крут, Сэм, как это могло показаться, – злорадно рассмеялся Пол. – Лежи теперь и жди вечернего обхода, а я отправлюсь к моей Красотке Сью.

Толстый наездник подошел к крыльцу, убрал пистолет и попытался схватить Красотку, но она оттолкнула его.

– Уйди, мерзкий безбожник! – воскликнула Сью и побежала к убитому. – Мне не нужен никто, кроме Сэма. Только когда его застрелили, я поняла, насколько он дорог мне.

Она спустилась на колени рядом с убитым наездником, и принялась гладить его кудрявые волосы, изредка вытирая своей хрупкой ручонкой сопли и слезы.

– Не молчи же, Сэм, ответь! – воскликнула красавица.

– Мне нельзя разговаривать. Меня убили, – тоскливо ответил Сэм и закрыл глаза.

– Но ведь ты даже и мертвый продолжаешь любить меня? – спросила Красотка Сью, заливаясь слезами.

– Да! – воскликнул молодой наездник, удивляясь собственной смелости. – Я всегда любил тебя, с тех самых пор, как впервые приехал в Сытные Щи.

– И я тебя тоже! Я готова уехать с тобой хоть на самый край Прожилки!

Сэм открыл глаза и проговорил:

– У меня есть шалаш на берегу моря. Ты… Готова со мной…

– Готова что? – Красотка Сью покраснела.

– Ты готова вместе со мной смотреть на море?

Красавица задумалась.

– Да, но если ты поднимешься, не дождавшись обхода, то тебя объявят вне закона и посадят в коробку!

Молодой наездник встал с земли и, схватив Сью на руки, понес ее к своему скакуну.

– Ради тебя я готов на все…

* * *

Когда они прибыли, световое Пятно на небосводе сместилось ближе к линии горизонта. Море было неспокойно, оно светилось всеми цветами радуги. Разноцветная морская жижа пузырилась, клокотала, словно Тот, На Ком Все Живут выплевывал частички себя через морскую поверхность.

– Ты веришь легенде, что когда-нибудь Прожилка схлопнется? – спросила она его.

– Я не знаю, верить этому или нет, – философски ответил он тоненьким, как у всех гномиков, голоском. – Кто-то говорит, что схлопнется, кто-то говорит, что нет. А кто-то говорит – схлопнется, не схлопнется, какая нам разница?

– Ты такой умный, – сказала она, глядя на него влюбленными глазами.

– Да, я такой, – ответил он, поправив шляпу. – Ты соберешь для меня печенюшек вон в тех лишаях?

– Обязательно соберу, – заверила она его. – Только давай еще посмотрим на море.

И они долго сидели неподвижно, глядя на запад, на вечернее море. Сидели до тех пор, пока не увидели огромную стаю металлических чудовищ, летящих над поверхностью жижи…

Но всё равно, жизнь прекрасна, пока есть печенюшки.

Табуированное лакомство жителей бункера

Вкусно пахнет, ой, что это, ам.

Посплю.

Хлоп по затылку.

– Ты съел мои крендельки?

Крендельки?! Надо соврать.

– Нет.

Быстрые, мягкие и пушистые шаги по кафелю бункера. Убегает, суетиться. Конечно, вожаку сложнее всего. Реальность немилосердна ко всем нюхачам – тут тебе и нехватка еды, и вечная скука. Ещё бы – глупая, слепая реальность подземелья.

Тишина. Звуки в тишине – шебуршание фантиков, под которыми обычно спят. Шёпот и глухой шлепок по затылку, визглявый голос Лысого «Это не я!». Вот, правильно Лысый говорит, я так же скажу, если чего: «Это не я». И хоботом махну, вот так.

Пушистые шаги возвращаются, а с ними запах вожака и его гнева. А если узнает? Зря я скушал чужое.

Хлоп по затылку. Не сильно.

– Зачем ты съел мои крендельки?

– Это не я.

Поверил. Убегает. Нервничает вожак – ещё бы.

Ну и пусть. Посплю.

Ага, запах варёной хомячатины. Вскочить, бежать, бежать на запах!

В этом отсеке теплее, много шорохов. Чей-то хобот касается плеча. Тихий голос Ворсистого:

– Говорят, ты съел крендельки вожака. Зачем ты съел крендельки вожака?

– Я не ел этих крендельков.

От плитки идёт хорошее, приятное тепло. Стая шепчется, звонко хлопая ладошками по краям чана.

– Ты рад?

– Я рад.

– И я рад. А почему вожак не ест хомячатину?

Голос вожака:

– Мне грустно, мои крендельки кто-то съел.

Какой я, всё же, молодец. И крендельки съел, и хомячатину тоже теперь.

Писклявый голос кого-то из подростков:

– А я знаю, кто съел крендельки вожака!

Отбежал от чана, обошёл стаю, шлёп по затылку! Пусть молчит.

– Ай! Зачем ты съел крендельки вожака, Вертлявый?

Надо соврать.

– Это не я, я не ел этих вкусных чёрствых слоёных крендельков вожака!

Ой, кажется, проговорился. Вожак спрашивает:

– А откуда ты знаешь, какие они?

– Ну, так это… Лысый рассказал!

Ай да я, ай да Вертлявый! Какой же я хитрец, как умён.

– Не верю!

Как? Почему не верит? Я же всё верно соврал?

– Это ты съел крендельки вожака… Дайте мне повязку с его глаз, теперь он вожак.

Хоботы касаются меня.

– Нет!

Я не хочу лишаться темноты! Не хочу видеть эту слепую реальность!

Автобус номер 69

В то осеннее утро Анатолий опаздывал на работу. Начальство в лице Григория Аполлоновича, несомненно, будет ругаться. В прошлый раз, когда младший менеджер опаздывал, его всем отделом шлёпали линейкой по попе, угрожали степлером и засовывали кончик галстука в шрёдер. Что-что, а фантазия у генерального директора хоть куда, и ожидать можно было чего угодно. Не говоря уже о лишении премии.

Старый кожаный чемодан, с которым Анатолий ходил на работу, расстегнулся на лестничной площадке. Бумаги, канцелярские принадлежности, бутерброды с сыром и колбасой, столь бережно уложенные по карманам и разделам, разлетелись по всей лестнице, часть упала на нижние этажи. Неожиданно захотелось в туалет, но Анатолий сдержался, на работу нельзя было опаздывать, а за потерю важных бумаг могли привлечь к уголовной ответственности, либо сжечь на костре, как это произошло год назад со вторым младшим менеджером, Викентием.