Всемирная история поножовщины: народные дуэли на ножах в XVII-XX вв. - [194]
Тем не менее, несмотря на перечисленные свидетельства, нельзя однозначно утверждать, что все эти люди, называемые в официальных отчётах «бригантами», и на самом деле были самыми заурядными бандитами с большой дороги, избавлявшими от звонкой монеты путешественников, и перерезавшими своим жертвам глотки в горах Калабрии или Сицилии. Во все времена различные правители и режимы дискредитировали своих противников всеми мыслимыми и немыслимыми способами. К самым популярным и действенным методам, к которым прибегали власть имущие в борьбе с повстанцами и смутьянами, всегда относились такие проверенные веками и доказавшие свою эффективность обвинения, как «вероотступничество», «сатанизм», «содомия», «каннибализм», «детоубийство» и другие табуированные в христианском мире деяния.
Не на последнем месте по фатальному воздействию на репутацию оппозиционеров традиционно стоит и эпитет «бандит», или «террорист», автоматически выводящий субъект из социума и лишающий всех гражданских прав. Подобный метод демонизации преступников, а также всех попавших в эту категорию неугодных успешно практиковался ещё древними германцами и упоминается в скандинавских сагах и ранних судебниках. Схема была простой, но надёжной и эффективной: законодательная власть объявляла что такой-то стал «варгром» — старонорвежский термин, обозначающий волка, или оборотня-волколака. Таким образом, согласно букве закона преступник превращался в животное и становился отверженным, парией, попутно теряя все свои человеческие права. Он должен был жить в лесу, и никто не имел права помогать ему или давать пищу. Более того, каждый достойный и законопослушный гражданин, встретив варгра, мог безнаказанно убить его, как бешеного пса[1149].
Рис. 16. Итальянские эмигранты в порту Неаполя, 1903 г.
Были ли пилигримы, покинувшие берега Южной Италии, самыми заурядными разбойниками, оставшимися не у дел солдатами несуществующей армии Бурбонов или просто вынужденно взявшимися за ножи крестьянами, резавшими пьемонтцев в отместку за унижения и смерть близких, подобно испанским герильясам, — однозначного мнения тут нет. Но одно можно сказать точно: во второй половине XIX столетия на направлявшихся к берегам Нового Света кораблях с южноитальянскими эмигрантами вместе с вендеттой, омертой и клановостью бриганты из Палермо, Козенцы и Таранто и каморристы из Неаполя везли ещё одну неотъемлемую часть культуры Южной Италии — поединки на ножах.
Эдмон Абу писал в 1861 году: «Если бы римские ножи никогда не покидали Рим, я бы и не стал поднимать эту тему. Однако в связи с тем, что в настоящее время множество итальянцев эмигрировало за границу и их ножи окрашивают кровью как гостиницы Лондона, так и таверны Константинополя, я как добропорядочный гражданин Европы хочу серьёзно поднять вопрос европейской безопасности»[1150].
Ещё одним доводом в пользу версии экспорта бандитизма с Апеннин может служить и тот факт, что вплоть до массового исхода бригантов из Италии в конце 1880-х годов даже в Новом Орлеане или в Хобокене — городах с большой сицилийско-калабрийской диаспорой — преступления с участием итальянцев были нечастным явлением. Хотя время от времени в газетах и появлялись сообщения об итальянской мафии, обложившей данью соотечественников, или о поножовщинах, но это были редкие и единичные случаи. Так, например, в прессу попал инцидент, произошедший в декабре 1879 года. В этот зимний день в баре на Брум-стрит во время игры в печально известную морру 18-летний Доменико Антонио Янтино поссорился с партнёрами по игре — барменом Винченцо Бьянко и ещё одним мужчиной, очевидно, кузеном Янтино. Страсти, разогретые парами алкоголя, дошли до точки кипения, и Янтино перерезал Бьянко ножом горло. При задержании он утверждал, что действовал исключительно в самообороне[1151]. Возможно, он не лукавил, так как в подобных случаев итальянцы строго соблюдали кодекс чести и дуэльные правила, что редко отражалось в полицейских протоколах. Большинство американских полицейских слабо разбирались в хитросплетениях итальянских обычаев.
Видимо, о дуэли шла речь и в ссоре Филиппа Карло Маньо с Джованни Лотто в январе 1886 года, когда в результате Лотто был доставлен в больницу Сант Винсенто с тяжёлым ранением от удара стилетом[1152].
А в 1888 году «Нью-Йорк таймс» рассказала своим читателем о смертельном поединке на ножах в Ховард Шапель, в графстве Морган, произошедшем в декабре этого же года между двумя юношами — Джорджем Масоном и Джоном Лампом. Ссора разгорелась при продаже часов. Масон выхватил нож и напал на Лампа, ранив его в плечо. Нож нашёлся и у Лампа, и дуэлянты резали и кромсали друг до наступления темноты. Оба уже получили по несколько ранений и истекали кровью, когда Ламп, изловчившись, вогнал нож в горло Масона, поставив точку в этой импровизированной дуэли[1153].
Но если до конца 1880-х итальянцы убивали и обкладывали данью только своих земляков, то вскоре ситуация кардинальным образом изменилась. Переломным моментом можно считать период с 1889 по 1891 год. Первой ласточкой стало вызвавшее большой резонанс убийство ирландского рабочего Томаса Баретта, зарезанного итальянскими торговцами фруктами из-за пары апельсинов 30 июня 1889 года. Это убийство переполнило чашу терпения ирландской общины, и в июле произошло собрание Общества защиты рабочих, на повестке дня которого был всего один вопрос: итальянцы и их ножи. Председатель отделения Томас Лайонс выступил с речью, в которой вспомнил всю историю той роковой драки, сделав вывод, что, хотя Баретт был не прав, схватив с прилавка апельсины, но, тем не менее это не являлось достаточным поводом для убийства. «Люди любой другой национальности задержали бы его или дали ему под зад ногой, — сказал Лайонс. — Но эти итальянцы со своими жестокими и кровожадными инстинктами, характерными для низших классов их нации, не могут обойтись без удара стилетом. Эти их инстинкты, — продолжил господин Лайонс, — постоянно создают проблемы и служат причиной кровопролитий в этом городе. Каждый из вас слышал о десятках убийств, совершённых итальянцами только в этом году, — но слышал ли кто-то из вас хотя бы об одном негодяе, приговорённом за это к повешению или пожизненному заключению в течение двух последних лет?».
