Всемирная история поножовщины: народные дуэли на ножах в XVII-XX вв. - [191]
Рис. 1. Вид Кейптауна. Иоханнес Рах. 1762 г. (Атлас ван Стояка).
Ещё одним косвенным свидетельством существования поединков на ножах в Капском месте может послужить следующая история. В 2006 году на одном из уважаемых оружейных форумов обсуждалась классическая испанская наваха XIX века, привезённая из Южной Африки. На клинок ножа была нанесена гравировка на африкаанс — диалекте нидерландского, на котором говорили голландские переселенцы в Капской колонии. Надпись гласила: «Van aboor in varen», что можно перевести как «От настоящего бура». Бурами (от голландского «Ьоегеп» — крестьяне), или африканерами, называли себя потомки этих голландских колонистов[1131].
Валерий Петрович Полозов, анализируя в своей работе «Оружие в гражданском обществе» законодательство США, регулирующее скрытое ношение оружия, отмечая его ярко выраженную ксенофобскую и расистскую направленность, а также тенденциозность по отношению к эмигрантам, задаётся вопросом: чем это могло быть обусловлено[1132]? Очевидно, автор имел в виду принятый в штате Нью-Йорк в 1911 году и до сих пор не потерявший силы пресловутый закон Салливана, названный так в честь его инициатора сенатора Тимоти Салливана. Закон ввёл лицензирование огнестрельного оружия и, кроме этого, запрещал всевозможные виды скрытого оружия, такие как кастеты, кистени, дубинки, а также ножи, кинжалы и бритвы при условии, что их собирались использовать в преступных целях. Главной мишенью для закона и в самом деле являлись иностранцы, вернее, итальянцы. Первым обвинённым на основании закона Салливана, а также около 70 % всех задержанных в течение трёх лет после его принятия, были итальянцами[1133]. Сам Полозов в качестве одного из объяснений приводит версию моральной компенсации после проигранной гражданской войны — очевидно, как некую форму своеобразного универсального ответа сообщества. Но в действительности причины, побудившие американских законодателей предпринять суровые меры по разоружению эмигрантов, были значительно более прозаичными, и способствовал этому целый ряд на первый взгляд не связанных событий. Для этого нам придётся совершить небольшой исторический экскурс в Италию середины XIX столетия.
Ещё со школьной скамьи всем нам знаком образ итальянского героя и пламенного революционера, ярого и непримиримого «борца с итальянским царизмом» Джузеппе Гарибальди, в непременной красной, как предполагалось, революционной рубашке, столь близкой, понятной и чётко вписывающейся в концепцию этой агитки, заботливо созданной советской историографией. Ну кто же не слышал о легендарном объединителе Италии, в силу исторически сложившейся несправедливости жестоко страдавшей от невозможности воссоединения своего народа. Согласно этой лубочной и значительно упрощённой интерпретации истории, Гарибальди реализовал вековые чаяния апеннинского пролетариата, и братские народы севера и юга, рыдая, рухнули друг другу в объятия. Пасторальные сицилийские, неаполитанские, апулийские и калабрийские пастушки осыпают смущённого Джузеппе цветами. В общем, апофеоз добра.
Вот вкратце преамбула традиционной трактовки объединения севера Италии с югом. Однако растиражированный в голливудских фильмах и в патриотической официальной версии итальянской истории сценарий объединения страны, мягко говоря, несколько не соответствует истинному положению дел. Вернее, следовало бы сказать, что подобная идеалистическая трактовка событий существует в некой параллельной реальности, созданной ура-патриотическими романами Алессандро Мандзони[1134] и работами поэта и драматурга, Сильвио Пеллико[1135].
Ещё более ста лет назад Ричард Бёртон отметил, что Италию населяют два разительно отличающихся друг от друга народа, разделённые рекой По, — греко-латиняне юга и галло-франки севера, под которыми он подразумевал пьемонтцев и миланцев[1136]. Любой читатель, хотя бы раз в жизни посетивший современную Италию, не мог не заметить, что и сегодня даже ещё более явно, чем сто пятьдесят лет назад, страна разделена на два антагонистических лагеря и дифференциация эта не только территориальная, этническая или экономическая. Есть ещё один ключевой фактор, и имя ему — ненависть.
В 1861 году под мудрым руководством короля Пьемонта Виктора Эммануила II произошло долгожданное объединение Италии, известное как Рисорджименто — Возрождение, к которому страна шла более восьмидесяти лет. Но когда спала эйфория и утихли ура-патриотические лозунги, жители юга обнаружили, что свои клятвы и обещания и в первую очередь распределение общественных земель новая власть выполнять не собирается. Отчаяние подтолкнуло обманутых Пьемонтом неаполитанских крестьян к массовым выступлениям. Повстанцы начали формировать вооружённые отряды, основу которых составили офицеры и солдаты прекратившей своё существование армии Бурбонов.
Единственным же шагом, предпринятым Пьемонтом для выхода из этой ситуации, стало размещение на юге 120-тысячной армии. Возмущённые южане резонно сочли это вторжение оккупацией и организовали сопротивление, которое официальный Пьемонт тут же не преминул объявить «бандитскими вылазками».
