Всем спокойной ночи - [10]

Она бросилась через площадку и схватила сына на руки.

— Никогда, никогда не пугай меня так! — заорала она, крепко обнимая пропажу.

Хадли, который, скорее всего, удалился спокойно поковырять в носу без постороннего надзора, уставился на маму, а потом расплакался.

— Я думала, ты потерялся, — ворковала Лекси под рыдания сына.

Мы собрались вокруг, поглаживая ее по спине, уговаривая, что все уже в порядке, мы в безопасности, и все будет хорошо. Вряд ли кто-нибудь из нас в это верил. Десять минут спустя переговоры официально завершились. Мы договорились встретиться у Кэрол дома, попрощались, расселись по своим машинам с воздушными подушками, с армированными кузовами, и повезли детей домой.

Глава 4

Мобильник зазвонил в тот момент, когда я запихивала два пакетика риса быстрого приготовления в микроволновку.

— Алло!

— Птичка моя? — Голос звучал тихо и неуверенно.

Моему отцу, Роджеру Кляйну, всегда было легче общаться со своим инструментом, нежели с кем-либо с помощью слов. Когда он играл на гобое, звучание инструмента было самым чистым из всего мною слышанного. Но его сдавленный голос, казалось, принадлежал четырнадцатилетнему школьнику. Отец все еще называл меня детским прозвищем, и сердце мое в этот момент таяло.

— Привет, папа!

Я захлопнула дверцу микроволновки, нажала нужные кнопки, сгребла тарелки с буфета и бумажные салфетки из выдвижного ящика. Потом заглянула в нашу общую комнату, где дети в счастливом трансе следили за приключениями «Боба-строителя»,[10] надеясь, что они проведут за этим занятием еще восемнадцать минут.

— Как дела? — спросил он. — Кого-нибудь уже поймали?

Я надорвала пакетик панировочных сухарей.

— Насколько мне известно, нет.

— По телевизору показывали передачу о ней. Ее звали Кики?

— Китти, — сказала я, разбивая яйца одной рукой. — Китти Кавано. Оказывается, она была писателем-невидимкой для Лоры Линн Бэйд!

— Для кого?

Я вздохнула и ухватила пакет с курицей.

— Одна из тех блондинок-консерваторов, которые вечно кричат на кого-нибудь по Си-эн-эн. У нее своя колонка в «Контенте». Называется «Хорошая мать». Так вот, в действительности эту колонку сочиняла Китти.

На отца новость не произвела никакого впечатления.

— У тебя все в порядке? — спросил он. — Охранная система работает? Ты закрываешь дверь?

Я сунула курицу в духовку, захлопнула дверцу, вытащила рис из микроволновки и заглянула в холодильник в поисках овощей, которые мои дети согласились бы проглотить.

— Да, папа. У меня все хорошо.

— Полиция подозревает кого-нибудь?

— Насколько мне известно, нет. Вероятно, убийца охотился на Лору Линн Бэйд. Ее многие ненавидели.

После того, как мы вернулись из парка, я посадила детей смотреть кино, старательно подавила чувство вины и на десять минут зашла в Интернет. Мой первый же запрос в «Гугл» принес не менее десяти тысяч результатов. Некоторые посты были написаны яростными приверженцами Лоры. Другие — и их было много больше! — активно и открыто желали ее гибели.

— А вдруг Лора Линн и есть убийца? Каждый раз, когда я видела ее по телевизору, она выглядела так, будто готова через пару секунд вцепиться кому-нибудь в ногу. Может, Китти повела себя бесцеремонно или осмелилась заикнуться, что торговцы наркотиками вправе надеяться на судебное расследование. Прежде чем их посадят на электрический стул.

Отец рассмеялся. Я задумчиво посмотрела на пакетик консервированной моркови в контейнере для овощей. Если положить туда побольше заправки, может и сойти.

— Послушай, Кейт, — сказал отец. — У меня сегодня концерт, но я мог бы взять машину и потом приехать к тебе.

«И дальше что? — подумала я. — Будешь отгонять убийц от дверей своим гобоем?»

— Все в порядке, Бен возвращается завтра днем.

— Папа приезжает! — размахивая пластиковыми мечами, в кухню радостно влетели Джек и Сэм, в джинсиках и полосатых рубашечках с распродажи.

— Ты должна позвонить маме, — продолжил свою партию отец.

— И где же она сейчас?

Отец закашлялся.

— Все еще в Торино. Я отправил ей по факсу вырезки из газет об этом убийстве. Знаю, она тоже волнуется.

«Тогда почему же она не позвонила?» — подумала я, пообещав позвонить в Италию, как только выдастся свободная минутка.

Я попрощалась с отцом и положила телефон. Невзирая на вопли протеста, одним щелчком выключателя отправила «Боба-строителя» в небытие и проконтролировала мытье рук перед обедом.

Глава 5

Мое самое первое воспоминание — родители, поющие вместе. Обычно отец сидел за роялем, на котором лежала кружевная дорожка и стояли портреты оперных див в золоченых рамках: Калласс, Тебальди, Нелли Мелба и, конечно же, моя мама. А я залезала со своими мелками, книжками-раскрасками под рояль, на ковер с бахромой двух цветов: розового и слоновой кости.

Мама стояла позади отца, положив руку ему на плечо. Она пела арии из опер Моцарта, прикрыв тяжелые веки, пела пианиссимо. Как она мне объясняла, такая вокализация для сопрано самая трудная. Даже когда Рейна пела тихо, ее голос был больше, чем была вся я. Огромный, богатый и волнующий, он казался живым, раздвигал стены, потолок и заполнял собой всю комнату.

Я чувствовала и ее голос, и восхищение моего отца, в котором ощущались любовь и желание. Я пока не могла выразить это словами. В десять лет я уже понимала достаточно, чтобы выскользнуть из гостиной после первой же арии. Закрывала дверь в свою спальню, с книгой в руках плюхалась лицом вниз, надевала наушники и, черт бы побрал «Блонди» и Пэт Бенатар, я все равно слышала их: звуки вибрировали в перегретом воздухе, а потом наступало молчание, более интимное, чем даже если бы я открыла дверь и застигла бы их врасплох. «Mi chiamano Mimi», — пела она свою любимую арию; партию, какую никогда не исполняла в театре, партию для лирического сопрано, а не для колоратуры, партию для певиц, которые могли брать самые высокие и эффектные ноты. И я точно знала, что мама мечтала каждый вечер петь Мими и красиво умирать на сцене.